Рената Окиньская - Эксклюзивное право на любовь

– Но… Как?.. Что делать? Как мы теперь?.. – Андрей никак не мог собрать мысли в кучу.

– Я буду рожать, – всё так же спокойно сказала Ниточка, потом встала на колени, обняла его сзади, прижалась горячим телом. – Милый мой, я тебя очень люблю. Я знаю, что тебе это не нужно, что ты не собираешься на мне жениться. Я ничего не требую и не жду от тебя. Наверное, это последний раз, когда мы с тобой видимся… Потому, что я ни за что не избавлюсь от твоего ребенка! Я рожу его и выращу, и я буду самой счастливой мамой. Потому, что у меня будет ребёнок от тебя! Мой ребёнок!

В тот раз Андрей сделал то, за что ему всегда было страшно стыдно перед ней – он оделся и ушёл…

Да, у него был шок, да, он растерялся, да, его мир встал с ног на голову… Но всё же, он сам себе не мог простить, что ушёл тогда от неё! Она не плакала. Не просила его ни о чём, вообще ничего не сказала. Только молча сидела на разворошённой постели и смотрела на него огромными глазами, в которых вперемешку были счастье и отчаяние. И горько, нежно улыбалась.

***

Целых три дня понадобилось Андрею, чтобы всё осознать. Осознать и принять решение.

– Мама, я женюсь, – сказал он решительно за завтраком. Мать от неожиданности выронила кружку с горячим чаем, осколки и капли разлетелись по всей кухне, но она даже не обратила на это внимания.

– Что-о-о?

– Я женюсь, мама. И это не обсуждается! – не сознавая, что делает, он встал, и говорил, нависая над ней. – У меня есть женщина. Я её люблю. У нас будет ребёнок, – он произносил это уверенно и грозно. – Сейчас я поеду и привезу её, а по дороге мы подадим заявление. И ты, запомни это хорошо мама, ты не посмеешь портить нам жизнь! Ты не будешь делать ей замечания и ругать её. Ты поняла меня? Она хорошая, очень хорошая! И ты это поймёшь, когда с ней пообщаешься. Ты будешь хорошо к ней относиться и уважать её! А если только я узнаю, что ты её обижаешь, мы с ней уедем! Ты всё поняла? Ты поняла меня, мама?

Он никогда так с ней не разговаривал! Он даже сам не знал, что может так говорить с матерью, и для неё это явилось полной неожиданностью. Она сидела на табуретке, смотрела на него, как кролик на удава и кивала в такт каждому его слову. На последнюю реплику она тоже не ответила, а только кивнула, но он понял это как согласие. Встал, оделся и поехал.

***

– Я знала, что ты придёшь! – Ниточка бросилась ему на шею, как только увидела.

– Прости меня, прости, – шептал Андрей, целовал её, обнимал. Он был как пьяный от счастья и любви. Подхватил её на руки, закружил… Потом опомнился, бережно поставил, опустился перед ней на колени и с благоговением прижался лбом к её животу.

Ей хватило часа, чтобы собраться. Чемодан и две сумки мужчина тащил на себе, заявив, что ей нельзя поднимать ничего, тяжелее дамской сумочки, и при этом ему казалось, что он не идёт, а летит над землей. И он ещё как-то умудрялся обнимать её, прижимать, чувствовать её рядом. О том, как их встретит мама, он не волновался. Он был уверен, что достаточно ясно ей всё объяснил.

Но мама превзошла сама себя. Не успел Андрей вставить ключ в замок, как она уже распахнула дверь. Захлопотала, помогая ему сгрузить сумки, потом взяла Ниточку за руки, вывела на середину комнаты, пристально посмотрела в глаза… И обняла. Обняла со словами: «Ну, здравствуй, доченька!». От неожиданности мужчина растерялся, да и девушка из-за маминого плеча поглядывала с недоумением – ведь он столько рассказывал о матери, о том, как та избавлялась от его пассий… И тут такой приём!

Квартира была чисто прибрана, в вазе стояли цветы, а в духовке уже подходила курица, наполняя соблазнительным ароматом весь дом…

«Что ж», – подумал Андрей, – «времена меняются!». Может и мама поняла наконец-то, что нельзя всю жизнь держать сына при себе?

Сидя за первым семейным ужином, глядя как мило общаются между собой две самые дорогие ему женщины, он чувствовал себя невероятно счастливым.

***

Наши дни

Из-за этой вонючей крысы у Кристины всё же началась истерика, причём, как и следовало ожидать, в самом неподходящем месте, а именно – на перекресте, когда загорелся зелёный сигнал, и нам надо было ехать. Сигнал загорелся, а мы стоим и стоим… Я глянула на подругу – а у неё губы дрожат, и слёзы тихо-тихо так текут. Ну и, понятное дело, нервные граждане тут же принялись сигналить, кто во что горазд.

Я не растерялась и первым делом включила аварийку. Потом велела ей:

– А ну давай, перелезай на пассажирское! – а сама тут же выскочила из машины, обежала её, плюхнулась на сиденье, потеснила Кристинину попу и практически выпихнула её на другое кресло. Кристина не сопротивлялась, вяло пытаясь пристегнуться.

– Обезьяна! – вякнул мне какой-то особенно морально неустойчивый козёл прежде, чем я успела захлопнуть дверь.

– На себя посмотри… – пробурчала я себе под нос, снимая тормоз с ручника, который Кристина, видимо, автоматически вытянула на максимум, пристегнулась и на следующий "зелёный" уже преспокойненько стартовала. Слава Богу – у нас с ней одинаковые машины!

– Кшиська, ты не расстраивайся, – попыталась я её утешить. Мы с Анькой часто звали Кристину на польский манер, ей так нравилось. – Придурок какой-то пошутил… Точнее, очень мерзко прикололся… Это, правда, ужасно… Но ты не бери в голову!

Мои слова звучали неубедительно, и я и сама не верила как-то в то, что говорю. Ну что значит "не бери в голову"?

– Ага, не бери! – всхлипывала она. – Так страшно, ты себе не представляешь!

Эта фраза меня несколько обескуражила. Я думала, она ревёт от отвращения, а оказывается, она испугалась!

– А чего ты боишься-то? – спросила я, одновременно раздумывая над тем, в какой бы магазин заехать по дороге.

Кристина провела пальцами под глазами, в надежде стереть поплывшую тушь, но лучше не стало – сама того не ведая, подруга нарисовала себе суровые серые подглазники.

– Как это чего? – изумилась она, и снова всхлипнула. – Там же было написано: «Убирайся!».

– А, и в самом деле! – вспомнила я. – А откуда убираться-то?

Фиг с ним, заскочим в подвальчик возле дома. Там на внешность внимания вообще не обращают, хоть и знают всех в лицо.

– А я знаю?! – вскрикнула она, и расстроено всплеснула руками. – Знала бы, так может и убралась… – и с горечью добавила: – Чтобы ещё раз такое не получить!

И тут Кристина вовсю заревела. Самозабвенно так, по-детски, с воем и веньганьем. Чем ее утешить я не знала, да не была уверена, надо ли. У неё явно стресс, и сейчас он выходил, а если я её успокою, то он может до конца и не выйти…

Как и следовало ожидать, минут десять спустя фонтан немного иссяк, и я украдкой перевела дух. Хоть мне и было очень жалко Кристину, но вести машину под такой аккомпанемент – ну просто каторга!