Максим Евсеев - За дверью

Окончательно уверенность следователей в невиновности Петренко подтвердилась на следующее утро.

***

В маленькое квадратное оконце с большим трудом пробивались лучи вечернего света. Моросящий дождь перешел в сильный ветреный снегопад. Улицы, тротуары, набережную и бульвары занесло тяжелыми, мокрыми сугробами. Весь задний двор изолятора также засыпало снегом. Небо озарилось привычными для здешних вечеров оранжевыми цветами. Свет от прожекторов и тюремных фонарей смотрелся на фоне светлого серого неба лишь жалким подобием освещения.

Игоря привели в камеру примерно в половину восьмого вечера и оставили наедине с самим собой. Выглядел он ужасно. Водная от стаявшего снега голова, полностью промокшая куртка, обрамленные синяками глаза. Продрогшие дряблые ноги. Мужчина походил больше на мученика, нежели на вора-рецидивиста с некогда жестким уличным характером. Все в нем говорило об истощении. Он почти не ел пищу, которую приносили по расписанию, не пил мутную как сама жизнь воду. Игорь лишь с жадностью облизывал все пространство вокруг губ, стремясь собрать как можно больше влаги, скопившейся от дождя и снега.

Как только он сел у стены в попытках согреть себя, его снова захлестнули рассуждения. Мужчина размышлял о том, все ли он в жизни делал правильно. Полчаса или даже больше он неподвижно сидел на одном месте и просто смотрел в стену, пытаясь взглядом просверлить в ней путь к свободе. Мысли о впустую потраченных некогда возможностях смогли среди десятков капель дождя выбить у мужчины пару слезинок. Соленая на вкус вода сразу чувствовалась на языке. Петренко еще давно осознал ничтожность прожитых лет, мужчина очнулся слишком поздно. Настолько поздно, что не сумел уйти от прошлого. Вера, державшая его последние два года, постепенно покидала Игоря и, как и слезы, испарялась в воздухе. Быть может, еще не все потеряно?

К камере снаружи подошли, в замочной скважине зашебуршал ключ. Тяжелый металл, грохоча и скрипя, постепенно отворился, открывая вид на темный серый коридор. На пороге перед Игорем, измотанным и продрогшим, стоял Бельцер и уныло вглядывался ему в глаза.

Александр Германович устало оглядел каморку, будто находился здесь в первый раз. Его кирпичного цвета кожаная куртка сильно контрастировала с мрачно-зелеными стенами изолятора и из-за нее мужчина выглядел моложаво. На голове находился странный аксессуар. Странный из-за неподходящих погодных условий. То была кепка белого цвета. В руках этот интеллигентный мужчина держал толстую сумку, уже потрепанную временем. Прежде чем войти в камеру, он вежливо спросил:

– Позволите я войду?

Петренко кивнул и попытался привстать. Это Бельцеру пришлось не по душе и он вновь учтиво произнес:

– Сидите, я ненадолго к вам. Хотелось кое-что вам сказать.

– И что же? – Дрожащим от холода голосом спросил Петренко.

– Ну, во-первых держите.

Бельцер потянулся к своей сумке и вынул из нее теплую черную кофту, на вид она как раз подходила Игорю.

– Благодарю. А это разве… Правилами не запрещено?

– Запрещено, ну что поделать? Жалко мне вас.

Мужчина по собачьи наклонил голову в бок, не понимая, что имеет в виду психолог. Его тело распрямилось, а он сам несколько подался вперед, желая лучше понять Бельцера.

Александр Германович почесал ухо и с досадой в голосе продолжил:

– Я пришел сюда не за тем, чтобы пожалеть вас, у меня нет такой задачи, чтобы вы не думали.

– И зачем же? – С любопытством спросил Игорь.

Психолог не знал как начать свою мысль. Он уже успел пожалеть о приходе сюда. Как бы там не было, а совесть не позволяла ему промолчать и уйти, так и не сказав правды.

– Вы знаете, мы пришли с капитаном Крыловым к выводу, что убийца не вы, а кто-то другой. Кто именно, мы конечно не знаем. И самое печальное, мы осознали это слишком поздно.

Поначалу Игорь не понял суть сказанного, у него путались мысли, болела голова. Он не мог грамотно сформировать эмоции и выводы в слова и предложения. В его лице сквозило глубокое чувство замешательства. Александр Германович в очередной раз почесал ухо и тяжело опустив голову, продолжил:

– Я пришел к вам потому, что не могу не сказать вам это. Правила запрещают, но кому как не мне их нарушать. Мой коллега не в курсе событий. Он не знает о моем приходе к вам. – Бельцер смотрел в пол и с усилием продолжил. – К сожалению, мы слишком поздно пришли к этому пониманию.

Замешательство Петренко переросло в возмущение. Он уверенно спросил:

– Бога побойтесь, вы обвинили меня в том, чего я не совершал. За что? Дело хотите быстрее закрыть, Ироды?!

Мужчина все же встал. Игорь еле сдерживал себя от того, чтобы подойти к психологу и проломить ему череп. Пока еще не угасшая вера в людей и бога сдерживала его.

– Есть шанс все исправить, если мы поймаем настоящего маньяка. Тогда вас оправдают.

– А какие гарантии, что вы его поймаете… Мне почему-то видится, что вы и сами этого не знаете. Да и сколько месяцев, лет мне придется пробыть здесь в компании темноты с тишиной, да тюремных крыс?

Петренко внешне выглядел очень спокойно и рассудительно, но внутри у него бушевала буря. Он искренне не понимал, зачем ему жизнь, в которой систематически нет везения и счастья. Достать бы осколок из воротника кофты и прямо на глазах у этого ушастого гада вскрыть себя. Мужчина держался, стискивал зубы от глубокой душевной муки. Петренко с каждой минутой угасал все сильнее и сильнее.

– Гарантий дать не могу, простите… Но мы с нашей стороны сделаем абсолютно все, чтобы преступник был пойман и вы смогли полностью омыться от грехов, вам приписанных.

– Да хватит врать! Вы по долгу службы каждый день копаетесь в людях и врете им. Врете, чтобы вам платили. Даже не понимаю, как Господь таких людей на Земле терпит.

Александр Германович не мог сдержать сожаления. Он намеренно смотрел в пол и выглядел скорее как шкодливый кот, нежели как опытный психолог и умудренный жизнью человек. Он постоянно теребил пальцы и отводил взгляд от Петренко. Они словно поменялись местами. Один из них виновен, другой обвиняет. Очевидная ошибка, которая приведет к тому, что человек лишится свободы до конца своей жизни. Кто знает, может Крылову с Бельцером не удастся доказать непричастность Петренко к преступлениям, совершенным настоящим маньяком. Игорю, забитому и уставшему от этой жизни, остается надеяться лишь на чудо или в крайнем случае на бога.

– Ублюдок! – Вырвалось из уст мужчины. Он закрыл лицо руками и снова рухнул у стены. Из его глаз полились слезы. На этот раз от безысходности и вечных по жизни страданий. Боль и сплошная мука – вот его жизнь. Бельцер смотрел на эмоции Игоря и не мог сдержать свои. Тело не слушалось и тряслось, не то от стыда, не то от раскаяния.