Луи Тома - Соучастница

«Ай! – подумал Филипп. – Слишком чисто в комнатах, вот он – грубый психологический просчет…»

– Если вы только не завели прислугу?

Предвидя тупик, в который это могло бы его завести, он предпочел не искушать судьбу, утаивая то, что чересчур легко проверить.

– Нет, я все делаю сам… стараюсь, как могу.

– Ну, тогда «браво!»… Тысячу раз «браво»! Мужчине редко удается содержать дом в такой чистоте.

Жизнерадостная, Люсетта разгуливала по гостиной, резко поворачиваясь, игриво вихляя бедрами…

«Что у нее на уме? – терялся в догадках Филипп. – Неспроста она говорит все это…»

– Однако я приехала не только для того, чтобы расточать комплименты, – продолжала Люсетта, – но и сделать вам приглашение… Мы с Робером были бы рады видеть вас в выходные у нас в Мулене.

Он вздрогнул.

– В Мулене?

– Деревенский воздух пойдет вам на пользу.

– В эти выходные? – переспросил он. – На этой неделе?

Она кокетливо пригрозила ему пальчиком:

– Только не говорите мне, что вы заняты, я все равно не поверю.

– Подождите, – пробормотал он, – одну минутку… С Робером может получиться недоразумение…

– Он будет рад рассказать вам о своей поездке во Франкфурт.

– В том-то и дело, что нет!.. То есть, я хочу сказать, что на этой неделе он не вернется.

Она подняла брови.

– Как так?

Вместо объяснений, Филипп извлек из кармана почтовую открытку.

Пробежав текст глазами, Люсетта порозовела от смущения.

– Что ж, вы лучше осведомлены, чем я, – заявила она с обидой в голосе.

Она лгала, он это чувствовал. Чувствовал, что та знала об этой неожиданной задержке и хотела воспользоваться ею, чтобы устроить ему нечто вроде западни. Он бы приехал, ничего не опасаясь. Более суток одни посреди леса, отрезанные от остального мира, в романтическом сообщничестве с ночью, осенью, дровами, пылающими в камине…

– Что ж, тем хуже! – воскликнула она, топнув ногой. – Обойдемся и без него!

– Полноте, Люсетта… Без Робера… Это невозможно! Она с вызовом посмотрела на него.

– Почему? Вы меня боитесь?

– Что за странное предположение! – возмутился он, вовсе не находя его странным. – Просто я не хотел бы вновь появляться в Мулене…

Выбитый из седла прямым вопросом, он очертя голову бросился к единственной лазейке, которая у него еще оставалась.

– Слишком много неприятных воспоминаний связано у меня с этим местом.

Он был весьма горд верным, важным, но не выспренным тоном, которым произнес последнюю фразу. Эффект, однако, оказался противоположным тому, на который он рассчитывал. Легко исполнив пируэт, Люсетта снова оказалась возле Филиппа.

– Да будет вам, будет, – пожурила она его, словно капризного ребенка, – когда вы, наконец, перестанете изображать убитого горем вдовца?

Чего-чего, но такой наглости он от нее не ожидал. Это было выше его понимания, и, не зная, какую линию поведения выбрать, он выдал длинную торжественную тираду:

– Моя дорогая Люсетта, я слишком дорожу вашей дружбой, чтобы обижаться на вас за эти слова…

Она не дала ему договорить:

– Простите мне мою откровенность, но я только потому так с вами разговариваю, что считаю себя вашим другом. С покойниками не живут… предоставим их самим себе. – Она протянула к нему руки. – Я могу помочь вам, Филипп… я хочу помочь вам жить.

Он давно уже знал, чего можно ожидать от помощи, которую она так жаждала ему предоставить. Гораздо больше, чем эти едва завуалированные признания в любви, его озадачивала беззастенчивость, с какой она говорила о недавно наступившем вдовстве, и та поспешность, с какой стремилась стереть воспоминание об умершей.

Угадав обуревавшие его мысли, она усилила натиск:

– Я вас шокирую, не правда ли? И вы обвините меня в отсутствии такта, если я скажу, что прошлое, каким бы оно ни было, в конце концов всегда рассеивается, как дым. Вот, например, вы… вы помните…

Она замялась – таким скверным показался ей переход от одной мысли к другой. Однако желание высказаться жгло ей губы, и она закончила:

– Помните тот день, когда вы меня поцеловали?

– Я?

Ему пришлось сильно напрячься, чтобы воскресить в памяти один из вечеров, имевший место много лет назад… Время его службы в армии… товарищеские отношения, связавшие его с Робером… Отпуск… Приглашение к Тернье… Юная сестра, невинный поцелуй украдкой в коридоре… Столько лет уже прошло с тех пор!

– Я не забыла, – сказала Люсетта изменившимся голосом. – Насколько я помню, вам это не было неприятно.

– Прошу вас, – вдруг выдохнул он, охваченный паникой при мысли, что их может услышать Раймонда… – Замолчите… Сейчас не время. – Он еще больше понизил тон. – Не здесь!

«Не здесь!..» два лишних слова, которые немедленно вызвали ответный удар.

– Тогда почему не в Мулене?

Застигнутый врасплох, он не нашелся, что ответить. Люсетта посмотрела на него украдкой, уселась в кресло, положила ногу на ногу и вынула из своей сумки пачку «Голуаз». По привычке, а возможно, из снобизма, она курила только серый табак.

– Огня не найдется?

Он предложил ей пламя своей зажигалки и тоже закурил. Филипп нервничал, не зная, как выпутаться из двусмысленной ситуации, возникшей между ними из-за его молчания.

– В Мулене, – вымолвил он, тщательно подбирая слова, – без Робера… Благоразумнее было бы от этого отказаться… хотя бы ради приличия…

Вначале он даже не понял, почему Люсетта вдруг расхохоталась, разразилась этим полуистеричным смехом, который ему был так хорошо знаком.

– Приличия, – повторила она, вздрагивая всем телом, – мой бедный Филипп… Приличия…

Она выронила сигарету, на лету подхватила ее, рассыпав сноп искр на тыльной стороне ладони. Ожог моментально вернул ей серьезность.

– Приличия, мой дорогой Филипп, мне кажется, вы сами не очень о них думаете. Иначе бы… – Она встала отряхнуть юбку. – Иначе бы вы не принимали у себя женщин в такой ранний час.

Он удивился, решив, что она говорит о самой себе.

– Девять часов!.. Это, по-вашему, рано?

– Нет, нет… – Она снова заулыбалась. – Речь не обо мне, а о другой… той, что была здесь до меня.

Он проследил за ее взглядом до пепельницы, где тлел испачканный губной помадой окурок сигареты «Пел-Мел». Тяжелый свинцовый колпак захлопнулся над ним.

– Ну, что вы скажете? – ехидно спросила она. Филипп с тоской думал, а что же сможет сказать он.

– Филипп, вы вольны принимать, кого угодно.

– Это был деловой визит…

Выход ему неожиданно подсказал роман, лежавший на пианино.

– Приходила секретарша моего издателя за рукописью, которую я немного задержал… Из-за всех этих событий, правда ведь?.. Она только что ушла.

Кончиком своей «Голуаз» она размазала по пепельнице еще не остывшую золу «Пел-Мела», затем, словно побоявшись зайти слишком далеко в том, что ее не касалось, резко сказала: