Ирина Ребони - Подруги

Вечером приехал Олег с цветами и тортом. Он был красив, обаятелен, я просто умирала от любви к нему. Мы сели на кухне пить чай. Бабушка держалась несколько отчужденно, неудобных вопросов не задавала, но я чувствовала, что обаяние Олега на нее не действует. Когда с чаепитием было покончено, Олег поднялся, поблагодарил за гостеприимство и спросил:

– Екатерина Петровна, вы не обидитесь, если я заберу Нику с собой?

Бабушка поджала тонкие губы.

– Она не вещь, и я не ее хозяйка. Пусть сама решает, что ей делать.

Я попыталась разрядить обстановку.

– Путь на этот вопрос ответит тонометр.

Я смерила бабушке давление, оно было близко к критическому, и печально посмотрела на Олега.

– Я остаюсь.

– Ну что ж, надо, так надо, – безучастно произнес он. – Екатерина Петровна, выздоравливайте, – и направился к двери.

Я пошла вслед за ним. У меня сердце разрывалось на части.

– Ты же понимаешь, я не могу оставить ее в таком состоянии! Может, ты останешься здесь?

– Думаю, мне здесь не рады.

Он чмокнул меня в нос и со словами «Завтра созвонимся» вышел за дверь. У меня слезы хлынули из глаз, все мое существо тянулось к нему, но долг повелевал остаться с бабушкой. По счастью, ночью обошлось без скорой, но наутро она стала еще слабее, и я вызвала врача. Нужно было что-то изменить в лечении. Я позвонила менеджеру и договорилась о неделе отпуска, однако меня предупредили, что это в последний раз.

Новое лечение стало помогать, и бабушка немного окрепла. Олег больше не приезжал, но я пару раз выбиралась к нему на несколько часов, которые мы проводили в объятиях друг друга. К этому времени я уже знала, что Олег жуткий собственник, он хотел владеть мной безраздельно, поэтому был настроен против моей работы, а теперь и против бабушки. Конечно, он ничего такого не говорил, но это было ясно и без слов. Я же была такой дурочкой, что мне это даже нравилось. Я считала это свидетельством его большой любви.

Наконец, настал тот день, когда я посчитала возможным вернуться к работе и в дом Олега. Бабушка не возражала. Кандидатуру Олега мы не обсуждали, бабушка молчала, а я боялась спрашивать, подозревая, что ее ответ мне не понравится. Однажды она все-таки высказалась.

– Он ненадежный человек для жизни. Имей это в виду, а то потом наплачешься.

Я даже обиделась на нее. Как она может так говорить о человеке, которого совсем не знает! Бабушка считала, что достаточно прожила, чтобы судить о людях, а моих рассказов о нем якобы с избытком хватало, чтобы делать выводы. Но ведь я его только хвалила! Видимо, у нас с бабулей были разные представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Постепенно жизнь вошла в прежнее русло за исключением того, что пару раз в неделю я ездила к бабушке – убирала квартиру, покупала продукты и иногда оставалась у нее ночевать. Если бы не подспудное и постоянное беспокойство за нее, я бы по-прежнему чувствовала себя абсолютно счастливой. «Нельзя так поддаваться обстоятельствам, – выговаривал мне Олег. – Она очень пожилой человек, в любой момент может случиться неизбежное, нужно быть готовой к этому.». Но я не хотела быть готовой и почти ненавидела его, когда он такое говорил. Но, конечно же, быстро все прощала, ведь он обо мне заботился.

И однажды это неизбежное случилось. Я была на работе, когда мне позвонили из библиотеки, куда бабушка опять стала наведываться. Во время беседы с сотрудниками она неожиданно потеряла сознание и упала. Сразу вызвали скорую помощь, диагностировали инсульт и отвезли ее в Александровскую больницу. Что-то пробормотав менеджеру, я выскочила из кафе и вызвала такси. Уже из такси я позвонила Олегу, но у него был включен автоответчик, именно ему я и сообщила о последних событиях. Бабушка лежала в реанимации, вокруг нее хлопотали врачи, а я сидела в коридоре и умирала от страха. Всю мою жизнь бабушка была моей опорой, стеной, за которой я укрывалась от всех невзгод. А вдруг она умрет? Никто не сможет ее заменить, даже Олег.

Он позвонил через пару часов и нашел те необходимые слова, которые мне были так нужны. А потом приехал и просидел со мной несколько часов в коридоре, держа за руку, после чего отвез к себе. Врачи сказали, что непосредственная опасность для жизни миновала, но прогнозов на будущее никто не строил.

Целый месяц длилось интенсивное лечение. Бабушка восстанавливалась очень медленно, но все-таки восстанавливалась. Левая сторона у нее была парализована, речь стала невнятной, но соображала она более или менее нормально. Я все дни проводила в больнице, а вечером за мной приезжал Олег и увозил домой. Иногда он заходил к ней в палату и приносил цветы. Бабушка встречала его кривой улыбкой, так как левая часть лица была неподвижной, но, похоже, она переменила мнение о нем, чего он не мог не заметить. Женька и мои подруги тоже бабушку навещали, ее навещали и прежние коллеги, так что она от такого внимания постепенно приходила в себя.

Бабушку выписали из больницы за несколько дней до начала учебного года. Она была полностью беспомощной и нуждалась в постоянном уходе. Так как одна сторона у нее была парализована, ходить на костылях она не могла. Об инвалидном кресле тоже речи не шло, в нашей квартире были очень узкие дверные проемы. Бросать учебу я не хотела, нужно было искать другой выход.

– Ника, твоей бабушке нужен круглосуточный профессиональный уход, ты не сможешь ей этого обеспечить, – говорил Олег. – Ее нужно поместить в соответствующее учреждение.

Я резко отвергла его предложение, но коварные мысли время от времени крутились в моей голове. Бабушка всегда хорошо чувствовала мое настроение, и тяжелая болезнь этого не изменила.

– Верочка, – неожиданно четко произнесла она, – только не отдавай меня в богадельню. Лучше сразу пристрели. И еще, – уже менее четко добавила она: – я оформила квартиру полностью на тебя, доверенность на получение пенсии, а деньги с книжки перевела на карточку, там есть бумажка с кодом. Все в серванте. Только не отдавай меня…

Последние слова я еле разобрала и порывисто ее обняла, а она правой рукой прижала меня к себе, и мы обе расплакались. «Только не отдавай меня…». Бабушка гладила меня по спине, а я клялась и божилась, что никогда этого не сделаю. И не сделала, какие бы неприятные сюрпризы мне ни подбрасывала судьба. Я решила проблему по-своему. Договорилась с соседкой, шестидесятилетней одинокой женщиной, бабушкиной приятельницей, что та будет за ней днем присматривать, пообещав приплачивать ей за это. Мария Сергеевна согласилась. Тетя Аня тоже не осталась в стороне – пообещала продать корову, чтобы в выходные приезжать и ухаживать за сестрой.

В общем, человек ко всему приспосабливается, и мы как-то приспособились к новой ситуации. После занятий я на всех парах мчалась домой, по пути забегая в магазин и аптеку. Мария Сергеевна была очень пунктуальной, и любые мои задержки ее раздражали. Она жила в соседней квартире, так что большую часть времени проводила у себя. В ее обязанности входило кормить бабушку, давать ей лекарства и открывать дверь медицинским специалистам. Через день приходил массажист, а логопед два раза в неделю. Однако их усилия почти не давали плодов – подвижность в руке и ноге не восстанавливалась, а речь оставалась невнятной, впрочем, иногда ей удавалось произнести несколько слов, или даже фразу, вполне отчетливо, но потом опять начиналось невнятное бормотание.