Игорь Скорин - Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

– Воронин? – Рогов от удивления даже присвистнул. – Любопытно! Я наводил справки о нем и о Ершове, но за последнее время никто ничего плохого о них не говорит. Вот только дома у Воронина давно не был.

– Пока не ходи… Завтра поговорим с ним, тогда решим, что дальше делать. Я хотел его сегодня вызвать – кстати, и Киселев предлагал, – но пока воздержался. Если в этих записках и встречах не все чисто – днем, когда их отправят на работу, Воронин кого угодно предупредит. Слушай, Женя, а ты завтра что делаешь?

– Мы с ребятами договорились с утра продолжать начатые поиски.

– У меня другое предложение. Понаблюдайте на овощной базе за этими хулиганами. Мне Ершов рассказал, что Воронин частенько с работы сбегает. Кстати, выяснилось, что дать ложные показания на Лаврова подговорил тоже Воронин.

– Хорошо, Александр Дмитриевич, с Воронина глаз не спущу.

– А сейчас, Женя, давай с тобой со стороны посмотрим на злополучную беседку. Уж больно много о ней разговоров. Ты завсегдатаев-то тамошних знаешь?

– Знаю.

– Вот и отлично. И я хочу с ними познакомиться.

В сквере Дорохов и Рогов свернули на боковую аллею и направились к беседке. Издали до них донеслась песня. Под переборы гитары пело несколько человек. Пели стройно, вполголоса. В песню тихо вплетался аккордеон. Смолкали певцы, и аккомпанемент звучал громче. Дорохов не знал этой мелодии, а слов нельзя было разобрать. Он прислушался.

– Красивая песня.

– Что-то новое, – сказал Рогов и уверенно направился к кустам, обогнул один, другой и, приглашая Дорохова, указал на скамейку, кем-то перенесенную с аллеи в самую гущу деревьев.

– Давайте посидим, послушаем.

– Давай, – опускаясь на скамейку, согласился Дорохов, – послушаем, а ты расскажи мне об этих музыкантах.

– Постоянных посетителей в беседке человек десять. Ну, кроме них приходит еще всякий народ. Сегодня один, завтра другой. Иной вечер человек двадцать соберется, а если в клубе новый фильм или концерт интересный, то в беседке сидит один какой-нибудь горемыка, не доставший билет. А главные у них, вокруг которых все собираются, Геннадий Житков, Павел Львовский да Васька Зюзин.

– Расскажи о каждом.

– Житков работает на заводе лекальщиком. Ему двадцать семь лет, холостой, зарабатывает хорошо, живет с родителями, почти не пьет, с детства любит музыку, играет на разных инструментах. В прошлом году ездил в Москву и купил итальянский аккордеон, очень дорогой. Деньги на него копил несколько лет. Еще мальчишкой сбежал из дому и поехал поступать в Ставрополь в музыкальное училище. Его приняли, месяца два он проучился, а потом исключили. За что, толком никто и не знает. Сам он об этом не говорит. Слух у него исключительный. Услышит в кино новую песню, а назавтра в беседке ее без всяких ошибок на аккордеоне играет. За Геной по пятам ходит его дружок Павел Львовский. У того гитара. Он помоложе, но играет тоже здорово. Павел учится в нашем заводском техникуме на последнем курсе. Сначала они оба в музыкальном кружке при техникуме были, а потом во Дворец культуры перешли. Житков джаз организовал. Прекрасный был джаз, да вскоре распался. Вначале Генка ушел, а за ним и Павел. А то, что ушли, можно ребят понять. Играл Генка на клубном аккордеоне. Появился во Дворце культуры новый массовик, не из умных, надо прямо сказать. Забрал у Житкова аккордеон, с которым тот не расставался. Не доверил. Генка обиделся и ушел. А буквально через несколько дней во Дворце культуры – кража. Исчезли саксофон, флейта и этот самый аккордеон. Массовик поднял шум, немедленно к нам: все это, мол, дело рук Житкова и Львовского. Георгий Петрович сам с этой кражей разбирался, несколько раз с Геннадием и Павлом разговаривал. Через неделю встречает меня Житков: «Передай Макарову, что все инструменты на чердаке семиэтажки лежат целехонькие. Кто украл, знаю, но не скажу… Только учтите, я к этому делу никакого отношения не имею». Мы с начальником уголовного розыска туда. Действительно, инструменты лежат целехонькие. Георгий Петрович послал меня за экспертом, она обнаружила на инструментах отпечатки пальцев, а потом у себя в картотеке нашла преступника. Оказался местный один. Он, кстати, никакого отношения к посетителям беседки не имел. Я Геннадия несколько раз спрашивал, как он узнал про инструменты, но тот ни мне, ни Макарову ни слова. Георгий Петрович уговаривал Житкова вернуться во Дворец культуры, но он уперся, говорит: «Пока этот дурак на месте, ноги моей во Дворце культуры не будет». Павел Львовский считает Житкова своим учителем и от него ни на шаг. Играют они отлично. У Пашки еще и голос хороший, ну, вот к ним и липнут ребята, а им приятно. Им ведь слушатели нужны.

– Что же они исполняют?

– Да что хотите. Иду как-то вечером мимо, смотрю: в беседке полно народу, а эти двое полонез Огинского играют, и все притихли, слушают. А другой раз блатные песни чуть ли не во всю глотку орут. Тут был у нас один тип, Алексей Приходько, постарше вас. Раза четыре судился за ограбления. Так он столько блатных песен знал, что и не перечислишь. Голоса никакого, а память отличная. В городе его сейчас нет. Куда-то на лесозаготовки завербовался. Третий заводила – Зюзин Василий, слесарем на автобазе работает. На работе исполнительный, серьезный, а в компании кривляется, паясничает, анекдоты сыплет, словно из мешка. И где он их только отыскивает?

В подтверждение его слов в беседке взорвался хохот. Рогов прислушался:

– Зюзя, наверное, что-нибудь отмочил.

Дорохов встал и предложил:

– Пойдем туда, хочу познакомиться с этой братвой поближе.

Они подходили к беседке, а там запели другую песню. Теперь уже можно было разобрать слова:

Песня звучала все громче и громче. Но вдруг оборвалась на полуслове.

– Ну, что же вы перестали? – усмехнулся подошедший Дорохов. – Пойте. Отличная песня, ей лет сто, а может быть, и больше, а сочинили ее знаете где?

В беседке возле стола сидело человек десять парней. Чуть в стороне, на отдельной скамейке расположились двое гитаристов и аккордеонист. При появлении незнакомого человека в сопровождении всем им известного Рогова кто-то убрал со стола стакан, кто-то прикрыл газетой нехитрую закуску: хлеб, помидоры и остатки селедки.

Ребята, насторожившись, молчали.

– Подвинься, – попросил полковник крайнего, сидевшего за столом. Сел на его место. Оглядел всех, приподнял газету: – Небогато у вас. – Дорохов отщипнул корку хлеба, медленно разжевал.

Рогов уселся в сторонке, рядом с высоким гитаристом.

– Молчите, значит, не знаете об этой песне. Ну тогда я сам расскажу. В начале прошлого века в тайге, за Иркутском, построили большую каторжную тюрьму и по имени царя Александра назвали ее «Александровский централ». Страшная была тюрьма, с каменными мешками вместо карцеров, холодная, сырая. Строили ее для политических. Много там погибло людей, смелых, талантливых, настоящих. Вот там и родилась эта песня… А клуб у вас хоть куда, ничего не скажешь. Тесновато, правда, да и крыша малость протекает. Ну, сейчас-то ничего, а зимой куда же?