Игорь Скорин - Обычные командировки. Повести об уголовном розыске

– Жаль, что не было дома самого. Интересный у Олега отец и Калерия Викторовна славная. В прошлом году ей звание заслуженного врача РСФСР присвоили. Тяжко им. Верят они сыну. – Рогов сделал паузу. – Да и мы все ему верим.

– Это хорошо, когда человеку верят, – согласился Дорохов и предложил: – Сходим с тобой, Женя, на то место, где все случилось.

Рогов повел полковника проходными дворами, и они быстро пришли к злополучной арке. Александр Дмитриевич взглянул на часы. Стрелки показывали двадцать три часа тридцать минут. Несколько дней назад в это же время здесь разыгралась трагедия. Дорохов знал, что в тот вечер шел дождь, но сегодня было сухо. Оба прошлись по двору, спугнули в беседке парочку, подошли к подъезду, где жил Степан Ручкин, а потом вернулись к арке. Дорохов пристально осмотрел все вокруг, попросил Рогова снова вернуться к подъезду. Сам остановился возле клумбы, зачем-то пробрался в кусты жасмина, росшие в центре двора, подождал, пока Рогов приблизится к арке, и, крадучись, прямо по цветнику направился за ним. Под аркой он спросил Рогова, видел ли тот, где он, Дорохов, шел.

Евгений не понял, чего хочет от него полковник, и извиняющимся тоном ответил, что его не заметил. Дорохов еще раз зачем-то вернулся к центру двора, что-то пытался отыскать на земле, но потом, безнадежно махнув рукой, возвратился к своему спутнику.

Александр Дмитриевич пытался мысленно воспроизвести картину случившегося, понять и разобраться в действиях человека, совершившего преступление, а потом представить все его дальнейшие поступки. На месте ему лучше думалось. Вот и сейчас он пытался найти то, чего днем не заметил. Правда, он ничего не нашел, однако кое-что уже мог представить…

Обратно шли через сквер. Возле опустевшей беседки, той самой, в которой, по словам Киселева, собирались хулиганы, остановились. Александр Дмитриевич, словно почувствовав невысказанную просьбу Рогова, предложил:

– Посидим, покурим.

Беседка была с большим самодельным столом посредине и длинными скамьями. Чисто выметенный пол. Ни окурков, ни пыли. Рогов улыбнулся:

– У них тух свой порядок. Где-то в кустах прячут веник, ведро, тряпку и обязательно стаканы, а то и закуску. По очереди – конечно, не из тех, кто верховодит, – убирают.

Александр Дмитриевич вдруг спросил:

– А этот самый Славин бывал здесь?

– Бывал. Здесь многие бывают. Соберутся выпить – и сюда. Беседка у них называется «Подожди немного».

– Ну, не очень оригинально! Правда, у Луи Буссенара так называются небольшие рощи. Мальчишкой я этим «Капитаном Сорвиголова» зачитывался… Ну так вот, дорогой Женя, о Лаврове. Все, что есть в деле, работает против вашего Олега. Посуди сам: Лавров говорит, что парикмахер был пьян. А по заключению биологической экспертизы в организме Славина алкоголь полностью отсутствовал. Лавров говорит, что был нож, а его никто не видел. Есть еще одно, не менее важное обстоятельство. Вот ты скажи мне, Женя, почему Славин хотел убить вашего дружинника? Что между ними могло произойти?

– Так вы Олегу не верите? – не выдержал Рогов.

– Подожди! – поморщился Дорохов. – При чем тут верю – не верю? Я говорю о фактах. А они свидетельствуют против Лаврова. Криминалисты, следователь, прокурор, наконец, суд в первую очередь рассматривают факты.

– Так что же делать?

– Набраться терпения и искать факты, подтверждающие показания Лаврова. Кстати, у меня тоже появилось сомнение, – медленно проговорил Дорохов.

– Какое?

– Понимаешь, Лавров мог добросовестно заблуждаться. Ему могло показаться, что у Славина был нож. Все-таки зрение у него плохое.

– Допустим, что нож Олегу привиделся, но ведь парикмахер прямо сказал, что его убьет. На слух-то Олег не жалуется.

– Лавров – сторона заинтересованная. Нужны доказательства. Кстати, сколько у тебя дружинников?

– Около трехсот. Я отобрал человек двадцать активистов, чтобы работать по этому делу. Сказал капитану Киселеву, а тот отмахнулся: «Хулиган ваш Лавров». Жаль, что Георгий Петрович Макаров болен. Был я у него сегодня в больнице.

– Ну и как он?

– Да пока неважно. Давление держится.

– О деле Лаврова он знает?

– Конечно. Это ведь он мне посоветовал вам в Москву телеграмму послать. Я три года работаю у него внештатным инспектором. А вы, Александр Дмитриевич, не собираетесь навестить Макарова в больнице?

– Обязательно. Вместе и сходим. А вы как считаете, почему Киселев так настаивает на виновности Лаврова?

– Киселев? – Начальник штаба как-то замялся. – Захар Яковлевич, мягко говоря, человек своеобразный. Например, терпеть не может тех, у кого длинные волосы. В его представлении все они, как один, балбесы. Ходят с гитарами и поют – плохо. Джинсы носят – нехорошо. В его время молодежь была другая. А какая? Хуже, лучше? Не такая, и все. Может быть, Киселев настроен так недоверчиво к людям, потому что все время имеет дело с подонками – он розыском преступников занимается: алиментщиками, теми, кто своих детей бросил и скрывается. Вот и потерял веру в человеческую порядочность.

Они покинули беседку, подошли к гостинице, где остановился Дорохов.

– Скажите, Женя, вы как завтра работаете?

– У меня набралось дней десять отгулов за работу в колхозах. Я могу договориться на заводе и прийти к вам в любое время.

– Тогда приходите завтра в отдел, а к вечеру соберем ваш актив и вместе решим, что делать дальше.

Дежурная гостиницы, приветливая женщина, передавая Дорохову ключ, сказала, что около десяти вечера ему звонил капитан Киселев.

– Что-нибудь просил передать?

– Нет, только спросил, возвратились вы или нет. – Женщина помедлила и, вглядевшись в усталое лицо полковника, предложила: – У нас в гостинице душ работает круглые сутки. Есть чай.

– Спасибо. С удовольствием.

После душа Александр Дмитриевич словно воскрес. Дома знали, что, взявшись за новое дело, он мог пропустить обед и ужин, поэтому готовили ему с собой всякую снедь. Достал из чемодана целлофановый пакет с домашним печеньем, с конфетами и пачкой чая и спустился на первый этаж к дежурной.

– Сами будете заваривать, Александр Дмитриевич? Заглянула в вашу карточку и прочитала, что вы полковник милиции, к нам в командировку, на какой срок, неизвестно. Меня зовут Нина Николаевна, я в этой гостинице с первых дней, как построили.

Дорохов поколдовал над фарфоровым чайником, и, когда темный, точно устоявшийся гречишный мед, чай был разлит по стаканам, Нина Николаевна усмехнулась:

– Я уже привыкла к тому, что у москвичей первое дело – чай. И не просто там засыпал в чайник, плеснул кипятку – и пей. У каждого свой способ, вот и не рискнула сама заварить. – Нина Николаевна задумалась и сразу стала серьезной. – Вы, наверное, приехали насчет Лаврова? – И, не дожидаясь ответа, вздохнула: – Я ведь обоих знаю. Сергей у нас тут в гостинице в парикмахерской поначалу работал, а года три, как перешел в салон. Ничего был парень. Раньше они с матерью в соседнем бараке жили. Знаю их давно. Очень уж убивается женщина. А то как же! Сын ведь родной. Вчера встретила в магазине, вся в черном и сама черная. Жалко мне ее стало. Да и Сергея жалко. Погиб-то уж больно глупо. Что у них там с Олегом получилось, не знаю, люди разное болтают.