Рекс Стаут - Где Цезарь кровью истекал…

Пратт кашлянул, помолчал немного и спросил:

– А что он будет с ним делать?

Беннет казался шокированным.

– Он ведь владеет едва ли не лучшим в стране стадом гернзейской породы.

Каллен сердито взглянул на Пратта:

– Поймите, Пратт, мне ваш бык не нужен. У моего лучшего производителя Махуа Галанта Мастерсона сорок три чистопородные телки. Еще три молодых производителя сейчас проходят отбор. Я покупаю Цезаря исключительно в интересах нашего животноводства и лиги по разведению гернзейской породы!

– Мистеру Каллену действительно ни к чему ваш бык, – подхватил Беннет. – Им движут самые благородные побуждения, но не согласен платить за Цезаря всю ту сумму, что вы уплатили Макмиллану. Конечно, бык теперь ваш, но согласитесь: сорок пять тысяч долларов – это сумма несуразная. Сам Голдуотер Гранде был продан за тридцать три тысячи в тысяча девятьсот тридцать втором году, а Цезарю далеко до Гранде. Гранде – отец ста двадцати семи племенных телок и пятнадцати первоклассных бычков. Так что наши условия таковы: мистер Каллен платит вам тридцать три тысячи долларов, а Макмиллан возвращает двенадцать тысяч из суммы, которую вы ему заплатили. Так что ничего не теряете. Мистер Каллен тут же выпишет вам чек и вечером пришлет за Цезарем людей и фургон. Если бык не потерял формы, то мистер Каллен выставит его в четверг на ярмарке. Надеюсь, он в порядке. Насколько мне известно, вы держите его на выгоне?

Пратт напустился на Макмиллана:

– Еще сегодня вы клялись, что с этим делом покончено и вы не станете участвовать в любых попытках сорвать нашу сделку!

– Вы правы. – Макмиллан слегка дрожащей рукой поставил стакан с виски на стол. – Но они пристали ко мне с ножом к горлу… Они так давили… А ведь я старый гернзеец, мистер Пратт…

– Вы опорочили честь гернзейцев? – взорвался Каллен. – Я бы вообще исключил вас из лиги гернзейцев! Вам нет прощения! Вы прекрасно знали, что станет с быком после продажи!

– Конечно, – уныло кивнул Макмиллан. – Вам легко говорить, мистер Каллен. У вас денег куры не клюют. А у меня же после кризиса осталось одно стадо, и больше ничего. А тут еще сибирская язва месяц назад… Из всего стада уцелели четыре теленка, шесть коров, один бычок и Цезарь. Даже породистую телку купить было не на что! Как мог я содержать Цезаря в таком положении? Вот я и разослал телеграммы дюжине крупнейших скотопромышленников, включая и вас, сэр. И что я получил в ответ? Все знали, что я на мели, вот никто и не предложил больше девяти тысяч. Девять тысяч за Гикори Цезаря Гриндона! А тут ко мне пришел мистер Пратт. Он не скрывал, для чего ему понадобился Цезарь. Затея была невероятная, но соблазн велик… Особенно когда у тебя ни гроша за душой. Вот я и решил от него отделаться и заломил неслыханную цену – сорок пять тысяч! – Макмиллан взял свой стакан, заглянул в него и отставил в сторону. – Мистер Пратт, не моргнув глазом, вытащил чековую книжку и, не сходя с места, выписал мне чек. А ведь вы, мистер Каллен, не предложили мне и девяти тысяч. Насколько я помню, ваша цена была семь с половиной…

Каллен пожал плечами:

– Я в нем не нуждался. Впрочем, теперь вы получите тридцать три тысячи, точнее, оставите их из денег, уплаченных Праттом. Считайте еще, что вам чертовски повезло. Во мне вдруг проснулся филантроп. Я беседовал по телефону с управляющим и даже не уверен, нужна ли мне линия Цезаря в стаде. Всегда были быки лучше Цезаря и всегда будут…

– Но только не ваши, черт побери! – Голос Макмиллана задрожал от ярости. – Дилетант паршивый! – Внезапно он умолк, обвел глазами присутствующих и провел ладонью по губам. Потом нагнулся к Каллену и горячо заговорил: – Да кто вы вообще такой, чтобы судить о быках и коровах – даже самых завалящих?! Не говоря уже о Гикори Цезаре Гриндоне! Цезарь был лучшим из племенных быков! – Он снова провел по губам ладонью. – Да, я сказал «был», так как он мне больше не принадлежит. Но он еще и не ваш, мистер Каллен. И ведь он внук самого Берли Великого. Он зачал пятьдесят одну чистопородную телку и девять бычков. Я глаз не сомкнул в ту ночь, когда он появился на свет. – Макмиллан показал свои руки, которые едва заметно дрожали. – Вот эти пальцы он сосал, будучи шести часов от роду. Он получил девять главных призов на выставках. Последний – на национальной, в прошлом году в Индианаполисе. Двенадцать его дочерей дают больше тринадцати тысяч фунтов молока и больше семисот фунтов молочного жира каждая. А вы смеете утверждать, что он не нужен для вашего стада! Надеюсь, черт вас побери, он вам и не достанется! Мои руки теперь развязаны. – Он повернулся к Беннету. – Мне самому пригодятся эти двенадцать тысяч, Лу. И из вашей игры я выхожу.

Что тут началось! Беннет, Дарт и Каллен – все втроем обрушились на Макмиллана. Если отбросить в сторону ненужные детали, то смысл сводился к тому, что Макмиллан нарушил слово, чего не имел права делать, что на карту поставлен престиж Национальной лиги по разведению гернзейской породы и всего американского скотоводства, что случившееся подорвет престиж ярмарки, что тридцати трех тысяч Макмиллану хватит с лихвой и так далее. Макмиллан, мрачный и злой, сидел, упрямо не раскрывая рта.

От внезапного, как взрыв бомбы, возгласа Пратта все замолчали.

– Оставьте его в покое! Он здесь ни при чем. Я не возьму никаких отступных! Мне нужен только бык, и он уже мой, и у меня в сейфе хранится купчая. И баста!

Все уставились на Пратта.

– Но это невозможно, – залопотал Беннет. – Подождите… Я же объяснил…

– Я не отступлюсь, – упрямо процедил Пратт. – Сделка есть сделка. Приготовления уже идут полным ходом. Я позвал сотню гостей…

– Проклятье! Да после всего, что мы… – Беннет вскочил, так яростно размахивая руками, что я решил на всякий случай проверить, легко ли вынимается пистолет. – Вы не смеете! – вопил Беннет. – Мы не допустим! Вы просто сумасшедший, если надеетесь, что вам это сойдет с рук! В Кроуфилде меня ждут двенадцать членов лиги. Мы такое придумаем, что вы горько пожалеете о своем решении!

Остальные тоже поднялись с мест.

– Вы мерзкий маньяк, Пратт! – выкрикнул Дэниел Каллен и повернулся к выходу. – Беннет, Дарт, пошли. Я должен успеть на поезд.

Он решительно двинулся прочь. Беннет и Дарт отправились следом, и вскоре вся троица скрылась за углом дома. После некоторого молчания морщины на лбу Пратта разгладились, и он взглянул на Макмиллана:

– Знаете, Макмиллан, мне не нравится этот Беннет. И то, что он говорил, тоже не нравится. Ему ничего не стоит пробраться на пастбище, а мой сторож – полный растяпа. Я понимаю, что за сорок пять тысяч вы мне ничем не обязаны, но, учитывая…

– Конечно. – Макмиллан встал, неуклюжий и долговязый. – Пойду взгляну. Мне… мне и так хотелось посмотреть на него.