Сергей Борисов - Детектив: от рассвета до расцвета. Родословная в лицах

«Тайна Эдвина Друда»

Предание гласит, что, узнав о восторге королевы Виктории от первых шести выпусков, Диккенс предложил ей пересказать содержание остающихся шести, однако королева не пожелала узнать, действительно ли Эдвин Друд был убит, и Диккенс унес с собой его тайну… Чем же все должно было кончиться? На этот счет существует множество версий, но ни одна из них не выглядит достаточно убедительной.

И все же не Диккенс стал той фигурой, которой суждено было войти в историю детектива сразу за Эдгаром По. Вторую строчку на скрижалях занимает Уильям Уилки Коллинз,автор многочисленных детективных рассказов, повестей, романов, среди которых два ограненных алмаза – «Женщина в белом» (1860) и «Лунный камень» (1868). Об этом в присущем ей возвышенном стиле говорит в одном из своих эссе писательница Дороти Ли Сейерс, утверждая, что «Лунный камень» – это «лучший детектив всех времен».

Уилки Коллинз. Портрет

Однако тот же Диккенс, находившийся долгие годы в дружеских отношениях с Коллинзом, отзывался об этих книгах весьма сдержанно, а их современник Энтони Троллоппризнавался: «Конструкция его историй абсолютно точна и достойна восхищения. Однако я не могу освободиться от чувства, что все это искусственно сконструировано». Как бы там ни было, лучшие произведения Коллинза вошли в «золотой фонд детектива» и останутся там хотя бы потому, что это были первые романы, написанные в рамках набирающего силу жанра.

В то время как в Англии Диккенс, Коллинз, а также ныне прочно забытые миссис Генри Вуд(с романами «Тень Эшлидата» и «Ист линн») и Джозеф Шеридан Ле Фанюне оставляли в покое нервы любителей острых ощущений, по другую сторону Ла-Манша опомнившиеся французы бросились вдогонку за англичанами. Там появилась целая когорта писателей-детективщиков. Среди них отметим Констана Геруля, Эжена Шаветта, Фортюне дю Буагобеи, конечно же, Эмиля Габорио, который, по его словам, был так «влюблен» в Дюпена, что создал его французского двойника – сыщика Лекока (по-французски – «петух»). Габорио был по-настоящему талантливым беллетристом, а его герои Лекок и папаша Табаре – наблюдательные, неуязвимые, прекрасно разбирающиеся в человеческой психологии, – на долгие годы стали образцом для эпигонов, также как лучший роман Габорио «Дело Леруж» породил массу подражаний.

Увы, на берегах Нового Света возникла пауза, которую не могли заполнить первые романы Энн Кэтрин Грини Мердок Девентер, пользовавшейся псевдонимом Лоуренс Л. Линч. Книжные прилавки Америки заполонили неприглядно коммерческие «десятицентовые романы». В 1884 году Джон Р. Кориеллв «Нью-Йорк Уикли» дебютировал своим Ником Картером. До того главным героем такого рода сочинений был Нат Пинкертон, который весьма отдаленно напоминал реальную личность – сыщика Алана Пинкертона.

Nota bene

Алан Пинкертон стал легендой при жизни. Раскрыв в 1861 году заговор против президента Авраама Линкольна сыщик был возведен в ранг национального героя. Алан Пинкертон был главой сыскного агенства, работавшего под девизом «Мы никогда не спим». Пинкертон оставил потомкам мемуары («Шпион сопротивления», «Молли и детектив», «Тридцать лет детективом»), в которых, почти не приукрасив, поведал о своей жизни. И вот такого (!) человека анонимные авторы грошовых книжонок превратили в нерассуждающую марионетку, снабженную пудовыми кулаками.

Алан Пинкертон

Нет, главное в арсенале сыщика – не пудовые кулаки и револьвер в кармане, главное – ум. Так считал молодой английский врач и не слишком удачливый писатель Артур Конан Дойл.

Как-то между делом Александр Купринвысказался в том смысле, что все рассказы Артура Конан Дойлао Шерлоке Холмсе, как в футляр, укладываются в «Убийства на улице Морг» Эдгара По. Не хочется думать, что замечательным русским писателем двигало желание эпатировать читателя заявлением столь безапелляционным, что тут же становится понятной его уязвимость. Видимо, Куприн, как и многие его собратья по писательскому цеху, был немало удивлен и раздосадован невероятной популярностью произведений английского беллетриста. Именно отсюда – невольное стремление принизить достижения Конан Дойла в рамках жанра, у истоков которого действительно стоял Эдгар Аллан По.

Сэр Артур Конан Дойл

А Конан Дойл никогда и не претендовал на первенство. Более того, сам подчеркивал свою «вторичность». И еще более – раз признавался, что устал от Шерлока Холмса. В письмах матери, датированных последним десятилетием XIX века, он с нескрываемым раздражением признавался, что устал от Холмса, что необходимость писать рассказ за рассказом о его приключениях отвлекает от работы по-настоящему важной, коей он считал создание исторических романов. Лишь только материальное благополучие, достигнутое, к слову, благодаря «холмсиаде», позволило писателю не тревожиться о хлебе насущном, он тут же с легким сердцем «похоронил» Холмса в пучине Рейхенбахского водопада, над бушующими водами которого тот вступил в смертельную схватку с «гением преступного мира» профессором Мориарти.

Лондон оделся в траур. У типографии журнала «Стрэнд Мэгэзин», где печатались рассказы о Холмсе и докторе Уотсоне, каждый вечер собирались люди. Многие плакали. К дверям складывали венки… Конан Дойла называли человеконенавистником, злодеем, его заклинали воскресить Холмса.

Писатель оставался непреклонен. Потребовалось без малого десять лет, пока горестные мольбы не заставили его вновь обратиться к героям, которым он дал жизнь в «Этюде в багровых тонах». В 1902 году свет увидела «Собака Баскервилей», еще через два года в рассказе «Пустой дом» Конан Дойл возвестил о возвращении Холмса. Больше он с ним не расставался, смирившись с присутствием в своей жизни жильца дома №221-б по Бейкер-стрит, позднее – любителя-пчеловода с небольшой фермы в графстве Сассекс.

Гневные филиппики остались в прошлом; писатель уже не раздражался и не мрачнел, когда многочисленные интервьюеры начинали беседу «дежурным» вопросом: «Как возник Шерлок Холмс?» Даже с окончанием мировой войны, после гибели сына, брата, двух племянников, зятя, брата жены, когда Артур Конан Дойл с присущим ему пылом уверовал в спиритизм, он не поднял руку на своего героя, как сделал это в начале девяностых. Он оставил его жить, вероятно, потому, что по сути Шерлок Холмс уже не принадлежал ему. Он стал мифом, идеалом, символом справедливости. Истинные же герои, как известно, не умирают. И в подобном утверждении в данном случае не так уж много поэтического преувеличения.