Ники Персико - Райские Спагетти

Я тут же принялся думать об анчоусах и пиве, зашагав по улице. Я жил вместе с моим отцом – спокойным мужчиной, вышедшим на пенсию. Мой любимый ужин, который ждал меня, состоял из кешью, анчоусов в масле, кураги и ледяного пива. Я все это медленно съем, сидя перед телевизором, заинтригованный спектаклем, разыгрываемым людьми по ту сторону экрана, которые дрались в попытках убедить тех, кто находился «на этой стороне». Раньше это называлось «рестлинг». Теперь называется «дебаты». Это борьба между чемпионами новой схватки века. Ведущий, или арбитр, с гордостью объявляет начало первого матча и группы противников:

– Сегодня нас ждет поединок человека-дерьма от команды мошенников, который начинает борьбу с загадочной женщиной из команды обманчиво хороших.

Удивительно ловкий и энергичный, несмотря на коренастую фигуру, с галстуком-бабочкой и рукавами рубашки, закатанными до локтей, арбитр подает знак начинать.

Эти схватки меня очень увлекали. За орешками и анчоусами я внимательно наблюдал за техникой: удары по моральному поясу, блокирующие захваты разума, вербальные удары очередями – все то, что по факту не наносит противнику никакого реального ущерба. Я смотрел, как они симулируют смертельные удары, разбегаясь по эластичному коврику ринга, чтобы потом броситься на антагониста. Время от времени протагонисты битвы, обессиленные, сменялись своими компаньонами по команде, и во всем этом хаосе ничего нельзя было разобрать.

Встреча обычно заканчивалась порванной одеждой, а то и выдранными клочками волос. Группа победителей выбиралась «за столом», и, по моему мнению, выбор этот имел привкус колоссальной фальши. Зато он давал возможность на следующий день в баре обсудить жестокий поединок.

– Ты видел, как человек-сволочь схватил человека-гриссини за понятия? – спрашивал толстяк своего друга.

– Да! – возбужденно отвечал тот. – Он схватил его и несколько раз ударил лицом о свои неопровержимые утверждения. Какой удар, ребята!

В этот момент в бар почти всегда входил напряженной походкой третий друг.

– Да бросьте вы! Женщина-хищница держалась молодцом, когда дважды подвигала извилинами против обоих близнецов-взяточников. Этот ход стоит встречи!

Громы небесные!

Еще через несколько минут в баре стоял такой гвалт, что уже ничего невозможно было понять. Оскорбления, высокомерно поднятые плечи, брошенные фразы и повторения нараспев заимствованных идей. Клиенты, которые с осторожностью заглядывали сюда, сбивались в кучки, бросив: «Я не хочу вмешиваться в разговор этих хамов, но тебе я скажу: та продажная женщина была права!»

Порой они ошибались в оценке протекания беседы, и тогда драка могла при случае начаться в какой-нибудь другой точке города.

Утро было тоскливым и холодным. Меня ждало несколько дел, рутинных преимущественно: отправиться в службу вручения уведомлений, чтобы передать документы, полученные за предыдущий день, потом зайти в канцелярию и запросить копии различных актов, проверить парочку назначений судебного заседания, переворачивая пыльные папки, и прочие дела подобного рода. Канцелярщина, одним словом.

Мне всегда нравилось просыпаться ранним утром – привычка, которая оказалась очень полезной в данный период моей жизни. Благодаря ей, мне удавалось очутиться в здании суда около 7 утра и порадоваться всем преимуществам этого: легко найти парковочное место, не беспокоиться об опоздании, а главное – насладиться атмосферой квартала, где располагалось здание правосудия.

Этот квартал весьма популярен и наводнен людьми, всегда полон жизни. Если приехать сюда часам к 9, то бешеный ритм закрутит в своем круговороте. Ты попадешь в поток урчащих и гневно сигналящих машин и, нервно поглядывая на часы, будешь судорожно считать минуты. Потом ворвешься в здание суда, а там – длинная очередь перед лифтом. Весь персонал в стрессе, и маловероятно, что кто-то вежливо пропустит тебя вперед.

А вот за час до этого все совсем наоборот, кажется, что это вообще другой мир. Все неспешно идут по своим делам, наблюдая, как просыпается квартал.

Я зашел в маленький, заполненный до отказа бар, чтобы выпить чашечку кофе и прочитать один из тех журналов, что обычно распространяются бесплатно. Выйдя на улицу, я вальяжно прошелся по чистым намытым с утра тротуарам. Ставни окон были еще закрыты или немного подняты, маленькие фургончики разгружали свежеиспеченный хлеб, а вокруг сновали люди.

Таким образом, в здание суда я явился чуть позже 8. Двери еще были закрыты для посетителей, но у входа еще не выстроилась охрана. Была возможность спокойно просмотреть журналы судебных заседаний, называемые «пандекты», не стоя в очереди из других адвокатов или практикантов вроде меня, которые листают журнал в поисках каких-нибудь необходимых данных: дата обращения, имя судьи и тому подобное.

Потом, если повезет, я мог встретить кого-нибудь из сотрудников, кто, не бросая на ходу «для посетителей мы откроемся через полчаса», согласится выполнить то поручение, ради которого я сюда явился. В итоге, иногда еще до 9 часов я успевал сделать то, что, приди я позже, смог бы закончить только часа через два. А главное – мне удавалось исполнить поручение без особого стресса.

Были и другие преимущества раннего приезда. Признаю, что не всегда был прав в этом. Но иногда Фанни или Спанна звонили мне по мобильному, чтобы уточнить, могу ли я взять на себя дополнительное поручение? И я отвечал, что только приехал. Соответственно, они понимали, что у меня не будет времени на что-то внеочередное, даже если это нечто срочное. В результате, им приходилось искать альтернативное решение проблемы, а я мог избежать дополнительной рабочей нагрузки.

Но подобное не самое прозрачное поведение объяснялось смягчающими вину обстоятельствами. В прошлом случалось так, что чем эффективнее я работал, чем больше брал на себя заданий, тем больше получал нагрузки, и в итоге ранний приход стал поводом переложить на меня кучу поручений. А все из-за того, что я был ранней пташкой. Таким образом, совершенно не мучаясь угрызениями совести, я решил, что куда правильнее в целях самозащиты не раскрывать тот факт, что к 9 утра я бываю уже абсолютно свободен.

Закончив свои дела, я направился к выходу из Государственной канцелярии, и именно в тот момент мой старый рабочий телефон, находящийся в кармане, в знак приветствия издал оглушительную трель.

«Начинается, – сказал я про себя. – Кто-то из офиса ищет меня, чтобы нагрузить еще какими-нибудь бюрократическими делами, возможно, хотят, чтобы я пошел подавать заявление в Прокуратуру Момпрачем». По крайней мере, меня часто посылали в такие места, которые даже не были обозначены на карте.