Джеймс Чейз - Подобно тени

Она повернулась, чтобы уйти, и с решимостью обреченного я схватил ее за запястье. Ни проблеска удивления не отразилось на ее лице; она посмотрела на меня все тем же пустым, отчужденным взглядом, молча высвободила руку и пошла прочь размеренной, неторопливой походкой, какой идут по сотни раз пройденному, набившему оскомину пути в очередной, ничем не примечательный раз.

Я сжал пальцы в кулак, пытаясь сохранить на них тепло ее плоти, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в удаляющийся звук ее шагов, раздавленный безжалостной и безнадежной громадой того, что случилось со мной, ненавидя Зарека, себя и весь мир.

Не знаю, сколько я простоял так на светлом пятачке среди бездонного мрака ночи, упиваясь жалостью к себе, прежде чем поднял лопату, набросал в ведра угля и ощупью вернулся к дому.

Сквозь распахнутую дверь черного хода лился электрический свет, разбавляя белесой желтизной бархатную темноту двора.

Кухня была пуста.

Я поставил ведра у бойлера, ополоснул руки в раковине, двинулся было к выходу и замер, не веря своим глазам: на полке у двери стояла бутылка виски. Нескольких мгновений хватило, чтобы выдернуть пробку и прильнуть губами к узкому горлышку. Холодная жидкость обожгла горло и растеклась по пищеводу живительным теплом…

– Шах и мат.

Я отодвинул стул и изобразил улыбку:

– Что ж, я сам напросился. Как бы то ни было, спасибо за игру и простите за такое жалкое шоу.

– Ничего подобного, вы держались прекрасно. Я был весьма удивлен, когда вы начали с гамбита Стейница. «О, – подумал я, – это игрок!» Стейниц требует изощренной техники. Но затем – пуфф, ваши мысли улетели прочь, вы перестали думать над игрой, а в шахматах это недопустимо. На что вы отвлеклись, хей?

Интересно, как бы он отреагировал, если б узнал?

– Я был не в тонусе, вот и все; обычно я играю по правилам, но сегодня от этого бы не было толку.

Я украдкой взглянул на каминные часы: двадцать минут десятого.

– Полагаю, мне следует прогуляться вокруг дома.

– Прогуляться? Для чего вам это понадобилось?

– Я ваш телохранитель, не так ли? Хочу осмотреть местность, прежде чем отправиться на боковую.

– Думаете, и здесь меня подстерегает опасность? – Его черные глазки округлились.

– Понятия не имею. – Я зажег сигарету и бросил спичку в камин. – Не уверен, что вас вообще где-то подстерегает опасность, но, пока вы не убедились в обратном и пока я на вас работаю, не хочу рисковать.

Определенно моя речь пришлась ему по вкусу.

– Тогда осмотритесь, конечно. На кухне есть мощный фонарь. Может, когда вернетесь, мы сыграем еще партию, хей?

– Предпочел бы лечь спать, я не в настроении для шахмат.

– Ладно, раз так, идите спать. Вы читаете в постели?

– Я вообще не большой охотник до чтения.

– Миссис Зарек читает постоянно, всякий мусор, – он хмуро посмотрел в огонь, – любовные романы. Вы любите читать любовные романы?

– Не имею потребности. Когда я хочу женщину, я ее получаю.

Черт, это слетело с языка само собой. Он искоса взглянул на меня и помрачнел.

– Что вы сказали?

– Да ничего.

Безлунная ночь дохнула навстречу осенней сыростью, и порыв ледяного ветра хлестнул по лицу ошметками тумана. Я направил луч фонаря на мощенную кирпичом дорожку и с наслаждением глотнул стылого воздуха: еще несколько минут в доме – и я бы слетел с катушек.

По склизкой дорожке я зашагал к хозяйственным постройкам, пересек газон, смачно чавкающий под ногами, и уперся в стену амбара. Дом отсюда был виден как на ладони. В правом верхнем окне горел свет, но сквозь незадернутые шторы виднелась лишь полоска потолка. Я знал, что она там.

В столовой, сияющей в темноте, как театральная сцена, у камина неподвижно сидел Зарек, подперев лоб рукой и задумчиво глядя на огонь.

Я повернулся к амбару, электрический луч заметался по лоснящейся от влаги бревенчатой поверхности и осветил дверной проем. Внутри, на земляном полу, в беспорядке валялось несколько тюков соломы, поленница свежераспиленных дров высилась у стены, в дальнем конце маячила деревянная лестница, ведущая на сеновал.

Сеновал, грязный и пыльный, пребывал в запустении; дверцу, которая служила, чтобы вбрасывать сено внутрь прямо с телеги, похоже, не открывали годами. Я нажал на нее плечом, ржавые петли надсадно скрипнули, надавил сильнее, заставив ее сдвинуться на четыре дюйма, – теперь в образовавшуюся щель можно было без помех наблюдать за домом.

Ее комната оказалась на одном уровне со мной и просматривалась отсюда насквозь. Двуспальная кровать стояла у стены, напротив старинного платяного шкафа, какие обычно делают с зеркалами в полный рост и выдвижными отсеками.

Она сидела за туалетным столиком у окна, в зеленом шелковом пеньюаре, с сигаретой во рту, и расчесывала волосы.

Я опустился на колени на обшарпанный пол сеновала, не смея отвести от нее глаз. Казалось, я мог разглядеть малейшую деталь ее облика, то, как ритмично вздымалась и опускалась ее грудь при дыхании, дымок от сигареты, поднимающийся к потолку, блики света на медных волосах, белую кожу в вырезе пеньюара – игра света и тени завораживала меня, как кролика завораживает немигающий взгляд удава.

Пять минут прошло, или пять секунд, или вечность? Не знаю. Стоя здесь – на коленях, в темноте, – я перестал ощущать время. Я мог бы стоять так всю ночь и весь следующий день – и до скончания веков.

Вдруг она бросила расческу на стол и развернулась спиной к окну. В дверях спальни стоял Зарек.

Я поспешно перевел взгляд на комнату внизу: там все еще горел свет. Возможно, он зашел лишь пожелать спокойной ночи.

Зарек хмурился и что-то раздраженно говорил, размахивая руками. Она сидела неподвижно, зажав ладони между колен, и молчала. Я почти не сомневался, что он говорит обо мне.

Неожиданно его гнев прекратился, он приблизился к ней, заискивающе улыбаясь, и положил тощие ручонки ей на плечи.

Меня бросило в пот. Едва не сорвав дверцу с петель, я до предела высунулся наружу, вцепившись в дверную раму, стараясь ничего не пропустить.

Она сбросила его руки с плеч и встала. Он продолжал бормотать что-то с видом побитой собаки, но она казалась непреклонной. Она молча смотрела на него своими невероятными глазищами, скрестив на груди руки.

Внезапно он обмяк, его лицо скривилось в гримасе отчаяния, он покачал головой и выскочил из комнаты, не затворив двери.

Несколько секунд она смотрела в пустой проем, потом погасила сигарету, закрыла дверь на замок, подошла к окну и взглянула в мою сторону.

Я отступил в тень. Смутное подозрение охватило меня: не может ли она знать, что я отсюда, с чердака, наблюдаю за ней? Когда она задернула штору резким, решительным движением, подозрение превратилось в уверенность.