Песах Амнуэль - Чисто научное убийство

— Трудно сказать… Может, видеомагнитофон, видишь пустое место рядом с телевизором, вокруг пыль, а здесь чисто? Утром придут бывшая жена Гольдфарба и его племянник, им уже сообщили, обстановка им знакома, и можно будет более подробно…

— Входная дверь была открыта?

— Заперта. Ключ лежит на полке над телевизором.

— В двери ключа не было?

— Нет.

— Покажи тело.

Раздвигая локтями стены в узком коридоре, Соломон направился в комнату, служившую, судя по всему, кабинетом. У меня тоже есть кабинет, но, по сравнению с этим, мое рабочее место можно назвать складом для компьютера и книг. По размерам комната почти не уступала салону, на двух противоположных стенах был развешан целый арсенал холодного оружия, включая натуральный турецкий ятаган и явно ненатуральную секиру. Коллекция, если бы хозяин вздумал ее продать, наверняка тянула миллиона на два. Впрочем, лично я не дал бы за нее и шекеля — терпеть не могу острых предметов, о которые можно порезаться.

— Ничего не взято, сказал Соломон, — предвосхищая вопрос Романа.

Честно говоря, я в этом усомнился — если хозяин был убит, то убийца мог выбрать любое орудие по вкусу. Вряд ли он потом повесил экспонат на место.

Ошибку свою я понял после того, как разглядел, наконец, тело. Для этого мне пришлось еще раз нарушить запрет комиссара и протиснуться между стеной и инспектором Соломоном, загораживавшим от меня место преступления.

Доктор Иосиф Гольдфарб лежал посреди кабинета, уткнувшись лицом в светлый ворсистый ковер. На левом боку его клетчатой рубашки расплывалось кровавое пятно. Любой дилетант, насмотревшийся американских боевиков, мог бы сказать без тени сомнения: в хирурга угодила пуля.

Я сидел на стуле у двери и молча следил за «следственно-розыскными действиями». Вмешиваться во что бы то ни было и, тем более, высказывать свои соображения Роман запретил мне под страхом немедленного ареста. Когда в комнате находились сразу трое полицейских — к Бутлеру и Соломону прибавился еще эксперт-криминалист Леви, мое участие, естественно, выглядело излишним. Но слышно мне было хорошо, и я накапливал информацию для дальнейших умозаключений.

Тело уже унесли, и вид кровавой раны в боку Гольдфарба не мешал размышлениям.

— В момент убийства он стоял у окна, левым боком к двери, — сказал Соломон, — и смотрел в сторону вон той стены.

— Это очевидно, — буркнул Леви, разглядывая поднятый им с пола и приобщенный к возможным уликам сложенный носовой платок, на котором видны были несколько пятнышек крови.

— Грабитель отпер дверь ключом, он, вероятно, не ожидал, что хозяин окажется на вилле, вошел и увидел Гольдфарба. Он выстрелил… Нет, он сначала подошел к Гольдфарбу…

— Это очевидно, — еще раз пробурчал Леви.

— Что очевидно-то? — не выдержал я.

Бутлер, переводивший взгляд с инспектора на эксперта, хмуро покосился в мою сторону, но все же изволил ответить:

— Цепочка капель крови тянется от окна к месту, где лежало тело. Ясно, что рану Гольдфарб получил, когда стоял у окна. Он не мог стоять левым боком к окну, поскольку тогда не получил бы такую рану, и гильза не могла оказаться там, где мы ее нашли. Лицом к двери или к окну он тоже стоять не мог, иначе непонятно — почему он позволил убийце разгуливать по комнате. Значит, Гольдфарб стоял так, как сейчас стоит инспектор Соломон, убийца вошел, сделал четыре… нет, пять шагов и выстрелил.

— Почему пять? — не унимался я.

— Потому что стреляли почти в упор, — вмешался Леви, — на рубашке убитого следы пороховой гари. Я другого не понимаю. Гольдфарб находился здесь, в кабинете. Убийца вошел в салон, так? Он полагал, что на вилле никого нет, и, действительно, в салоне он Гольдфарба не обнаружил. Зачем убийца направился в кабинет? Или — почему Гольдфарб не вышел в салон, когда услышал, как открывается дверь?

— Гольдфарб мог и не слышать ничего, если убийца действовал тихо, — предположил Соломон.

— А зачем убийце входить к кабинет?

— Ну, это понятно, — сказал Роман. — В отличие от гостя, хозяин не имел причины соблюдать тишину. Войдя в салон, уверенный в том, что вилла пуста, гость…

— Кого ты называешь гостем — убийцу? — осведомился я.

— Да называй его как хочешь, Песах, только не мешай… Так вот, этот человек услышал шум в кабинете и пошел посмотреть…

— Вместо того, чтобы улизнуть?

— Так сразу и улизнуть? Он хотел выяснить причину шума, дверь в кабинет была открыта, как сейчас, убийца мог заглянуть, а хозяин его увидел…

— И тогда убийца подошел к Гольдфарбу быстрым шагом, выстрелил и вышел, — продолжал инспектор Соломон. — Гольдфарб успел сделать два-три шага к двери и упал посреди комнаты, прижав левую руку к ране.

— А может, стреляли с улицы? — спросил я. — Здесь низко.

— Песах, — раздраженно ответил Роман, — ты же видишь, что стекло цело, а рама закрыта изнутри на задвижку. И гильзу нашли в комнате, а не снаружи.

Естественно, я это видел, но, согласно канонам детективного жанра, обязан был рассмотреть все возможности, включая явно нелепые.

— Покончив с хозяином, — сказал инспектор Соломон, — убийца вышел в салон и сделал то, зачем пришел — снял со стены картины, вынул полотна из рам, свернул их, а рамы повесил на место.

— Зачем? — спросил эксперт. — Вешать рамы — потеря времени.

— Поймаем — спросим. Возможно, он любит порядок… Потом убийца ушел, заперев входную дверь. Нужно проверить всех родственников и приятелей Гольдфарба, а также прислугу — от кого-то ведь грабитель получил образец ключа…

— Я закончил, — сказал Леви, закрывая свой кейс. По-моему, он мог закончить еще полчаса назад, когда в комнату ввалились санитары с носилками, а перед тем следы затаптывали помощники самого же Леви, переставляя треножники с лампами. Насколько я мог судить, собранные экспертом до начала этого светопреставления улики поместились в три пакетика: это были гильза от пистолетного патрона, сигаретный пепел из пепельницы на письменном столе и платок, лежавший на полу и, скорее всего, выпавший из руки убитого. Эксперт снял, конечно, и отпечатки пальцев с ручек всех дверей, не пропустив, кажется, даже дверь в туалет. Резонно: грабитель ведь мог после вынужденного убийства почувствовать кое-какую нужду…

— Поехали, Песах, — сказал Роман, — я завезу тебя домой по дороге в управление. Надеюсь, ты сумеешь заснуть, хотя и сомневаюсь, что тебе это удастся.

— Надеюсь, что ты не заснешь, — отпарировал я, — пока не поймаешь этого негодяя.

Роман оказался прав — заснуть мне действительно не удалось, тем более, что, не желая будить Рину, я улегся в салоне на диване, вовсе не предназначенном для сна. Этот монстр итальянского производства хорош был для сидения перед телевизором в приятной компании, но лежать на нем можно было лишь вытянув ноги по стойке смирно. К тому же, постельное белье хранилось в шкафу, который стоял в спальне, куда я не хотел заходить. Пришлось лечь, не раздеваясь — я только сменил брюки на шорты, которые вытащил из корзины с грязным бельем. Диван возмущенно крякнул.