Эллери Квин - Тайна голландской туфли

— Значит, здесь копать нечего?

— Если ты пытаешься откопать связь между этими двумя личностями — ты просто с ума сошел.

— Ты, наверное, знаешь хорошую немецкую пословицу, — усмехнулся Эллери, появляясь в дверях полностью одетым. — Желудок — отец всех искусств... Ну, пошли.

Они пошли по верхнему Бродвею, говоря о незначительных вещах. Эллери отказался далее обсуждать случай Дорн.

— Бог мой! — вдруг остановился Эллери. — Я же хотел выкупить в книжном магазине «Венскую школу криминалистики». Забыл позвонить и сделать заказ. Сколько сейчас времени?

— Десять часов. — Минхен взглянул на наручные часы.

— Ты сейчас прямо в госпиталь, так?

— Да. И если ты не со мной — я возьму такси.

— Хорошо. Я приеду в госпиталь через полчаса, Джон. Мне потребуется пятнадцать минут на покупку. Ариведерчи!

Они расстались, и Эллери быстро пошел вверх по улице, а Минхен взял кеб. Такси повернуло за угол и скрылось.

— Он здесь!

Эта весть дошла до инспектора в среду приблизительно в половине десятого утра, когда худой человек в темной одежде, пройдя пешком по Сентр-стрит, вошел в здание управления полиции. Он в нерешительности остановился и пробежал глазами номера кабинетов, вывешенные для всеобщего обозрения, не зная в точности, куда следует обратиться. Дойдя до нужного ему — 137, он поправил воротник своего темного пальто и прошел в здание.

Таинственный, неуловимый Свенсон!

Его имя зазвучало, повторенное сначала устами клерка в приемной окружного прокурора, а затем разнесенное по всем коридорам полицейского управления. Каждый детектив в полицейском ведомстве и каждый постовой в радиусе четырех кварталов отсюда услышал новость о том, что Свенсон поднялся на лифте и вошел в кабинет 137.

Это был кабинет окружного прокурора Сэмпсона.

Десять минут спустя, около десяти часов утра, Свенсон оказался в центре устремленных на него глаз. В непосредственной близости от него находились окружной прокурор и его заместитель Тимоти Кронин; несколько полицейских чинов; слабо улыбавшийся инспектор Квин, неестественно быстро откуда-то возникший; сержант Вели, неколебимо-твердый как всегда; и комиссар полиции собственной персоной, сидевший молча в некотором отдалении.

До этого момента Свенсон подал голос только раз. Он сказал густым баритоном, удивительным при его немощном теле:

— Я — Томас Свенсон.

Окружной прокурор вежливо склонил голову и предложил ему кресло.

Свенсон сидел спокойно, обозревая собравшихся. У него были тусклые голубые глаза и темные ресницы, при этом он был выраженный блондин, черты лица его правильно было бы назвать неопределенными.

Когда компания угомонилась и за стеклянной дверью кабинета замаячила фигура детектива, окружной прокурор спросил:

— Мистер Свенсон, почему вы сами пришли к нам сегодня?

— Я полагал, что вы ищете меня, — удивленно отвечал Свенсон.

— В таком случае вы, видимо, читаете газеты? — спросил Сэмпсон.

Свенсон улыбнулся:

— О, конечно... И я могу сразу же все разъяснить. Но сначала — послушайте, джентльмены, я полагаю, что вы подозреваете меня в чем-то, поскольку я скрывался, несмотря на сообщения в газетах о том, что меня разыскивают...

— Мы восхищены вашей прозорливостью, — холодно парировал Сэмпсон. — Вам предстоит многое объяснить, мистер Свенсон. Поиски вас стоили полицейским службам города немалых денег. Так какой же довод в свою пользу вы можете привести?

— Мне не в чем оправдываться, сэр. Я был в беде до этого — и с тех пор бедственное положение мое не изменилось. Но все случившееся — трагедия для меня. Видите ли, у меня были причины не обнаруживать себя до сегодняшнего дня. И потом, я и подумать не мог всерьез, что доктора Дженни обвинят в смерти миссис Дорн. Ничто в газетах даже не намекало на подобный оборот...

— И все же мы ждем от вас объяснений, — терпеливо повторил Сэмпсон, — почему вы прятались от полиции.

— Я знаю, знаю. — Свенсон уставился в пол. — Это трудно. Я появился даже не из-за того, что доктора Дженни собираются арестовать по обвинению в убийстве, которое, абсолютно очевидно, он не совершал — просто у меня были причины скрываться до сего времени. Но послушайте... он же не виновен!

— Вы были в кабинете доктора Дженни в период с 10.30 до 10.45 в понедельник утром? — спросил инспектор Квин.

— Да. То, что он сказал, — абсолютная правда, до малейшей детали. Я пришел, чтобы попросить взаймы небольшую сумму денег. Мы вместе были в его кабинете все это время — и ни один из нас не отлучался.

— Гмм. — Сэмпсон настороженно посмотрел на Свенсона. — Такая простая история, мистер Свенсон, такие недлинные показания — а вы заставили нас прочесать весь город, разыскивая вас? Положить столько сил, чтобы услышать всего несколько слов?

— От чего такого Дженни упорно защищает вас? — внезапно спросил инспектор.

Свенсон жестом беспомощности закрыл лицо руками.

— Наверное, настало время... во всем признаться. Джентльмены, это тоже недлинная история. Я — вовсе не Томас Свенсон. Я — Томас Дженни, я сын доктора Дженни!

Так была раскрыта история Томаса Дженни. Томас Дженни был приемным сыном доктора Фрэнсиса Дженни. Бездетный вдовец, Дженни вторично женился на женщине с ребенком. Когда это произошло, Томасу было всего два года. Его мать умерла восемь лет спустя.

По версии Томаса Дженни, отец хотел видеть его своим преемником — вторым Дженни, знаменитым, как он, хирургом.

Тихим и пристыженным видело его этим утром Главное полицейское управление Нью-Йорка, сбившееся с ног в поисках неуловимого беглеца. Томас Дженни рассказал, как предал отцовскую веру в него.

— В те дни удача улыбалась мне, — сбивчиво говорил Томас. — Мои успехи были для всех очевидны, я был во главе списка успевающих в академии. Однако я спился и проиграл щедро посылаемые мне отцом деньги.

Дженни-старший пережил юношеские грехи пасынка стоически. Недрогнувшей рукой он руководил его медицинской подготовкой, вел его по жизни и профессиональной стезе. По окончании Медицинской академии он добился для него места стажера в Голландском мемориальном госпитале.

— Так вот отчего Айзек Кобб сказал, что лицо этого человека ему знакомо! — пробормотал инспектор. Он слушал Томаса Дженни, озадаченно наморщив лоб.

Срок стажировки прошел, и, убедившись за долгий срок в благонравном поведении пасынка, доктор Дженни рекомендовал его в постоянный штат госпиталя на должность хирурга. Некоторое время дела шли неплохо.

Свенсон сделал паузу, облизнул губы и продолжил, отстраненно глядя куда-то поверх головы окружного прокурора.

— И тогда это случилось, — надломившимся голосом произнес Свенсон. — Ровно пять лет тому назад — как раз в это самое время года. Я сломался. Снова начал пить. Однажды утром я оперировал пациента, еще находясь под воздействием выпитого накануне. В критический момент рука моя дрогнула, скальпель вошел глубже, чем нужно... и пациент умер на операционном столе.