Джон Карр - Ведьма отлива

– Ну нет! Все не так просто, как кажется. А убийцей был мужчина.

– Боже правый! Вы хотите мне сказать, что убийцей был мужчина, которого Глинис Стакли шантажировала?

– Не совсем, – сказал Гарт, – хотя и это тоже играло роль. Убийцей был человек, который долгие годы состоял в сексуальных отношениях с Марион Боствик.

– Марион Боствик? – воскликнул Твигг.

– Слушайте! – призвал Гарт.

Кто-то шел по подвальному коридору.

Гарт подошел к Бетти и взял ее за руку. Твигг поднял голову.

Шум, который они услышали, поначалу походил на крысиную возню. От лестницы шаги приближались медленно, потом заторопились, но вскоре замерли, потому что тот, кто шел, появился в дверном проеме.

Ожесточение и отчаяние читалось на его лице. Его правая рука висела вдоль тела, но она сжимала револьвер. Он по очереди оглядел каждого из них, глаза его были широко раскрыты.

– Я тот человек, который вам нужен, – сказал полковник Селби. – Я задушил женщину в доме на берегу. И никто больше не должен страдать из-за этого.

Он обеими руками поднял пистолет, поднес его ко рту, сунул ствол между зубов и взвел курок. Твигг не успел вмешаться. Гарт, если бы и хотел, не мог. У него хватило времени только на то, чтобы схватить Бетти за шею и с силой нагнуть ее голову. Она не видела того, что произошло, когда полковник Селби спустил курок.

Пробило час ночи, когда инспектор Твигг, Каллингфорд Эббот и Дэвид Гарт вошли в кабинет Гарта на Харли-стрит, 316.

Гарт сразу включил четыре лампочки в люстре. Их свет лег на широкий стол, кресла, обитые черной кожей, каминную полку с бронзовыми часами, с одной стороны которых стояла фотография родителей Гарта в серебряной рамке, а с другой – фотография Бетти Колдер, тоже в серебряной рамке. В комнате пахло лекарствами и антисептикой.

– Садитесь, джентльмены, – предложил Гарт. – Это моя профессия, я выбирал ее сам. Я получаю от нее много радостей, но сегодня не получил никакой.

Он сел за свой стол. Эббот устроился в кресле напротив. Но слишком возбужденный Твигг шагал взад и вперед, размахивая кулаком.

– Сексуальные отношения, – говорил Твигг. – Сексуальные отношения! – Он выплевывал эти слова, будто они жгли ему губы, хотел избавиться от них, как от слишком позорных для того, чтобы иметь право на существование. И не мог их не повторять. – С миссис Боствик? С тех пор, как ей было четырнадцать лет?

– Фу-ты! – съязвил Эббот, хотя на его подчиненного производило впечатление одно только появление монокля. – Неужели вы никогда этого не подозревали?

– Сексуальных отношений? Господи боже! Это противоречит всем моральным нормам!

– Возможно. Но такие вещи случаются. Удивительно, что полицейский с двадцатилетним стажем с подобным никогда не сталкивался.

– Не сталкивался? Ох! Сталкивался, и довольно часто. Я начинал в Ист-Энде. Но чтобы среди аристократов…

Твигг резко остановился. Эббот вздернул брови:

– Аристократов? Вы ненавидите аристократов? И Саула во пророках?

– Я только хотел сказать…

– Если вы в чем и промахнулись, дорогой мой Твигг, так это в том, что считаете этих странных млекопитающих либо намного хуже, либо намного лучше себя самого. Попробуйте понять, что эти проклятые классы, быть может, не так уж и различаются.

– Послушайте, доктор, – сердито, хотя и с плохо скрываемым смущением, обратился Твигг к Гарту. – Вы не хотите рассказать нам? А?

– Я изложил основные факты, инспектор. Рассказать осталось очень немногое.

– Об основных фактах, пожалуй, – с легким ехидством согласился Эббот. То есть осталось рассказать почти все. Все, что вы знаете.

– Это останется между нами, я надеюсь? Полковник Селби мертв. Больше никто не прочтет тот документ, который я ему дал. Есть ли необходимость сообщать Винсу Боствику подробности этого дела?

– О, это останется между нами. Если бы полиция взялась рассказывать все, что ей известно, многие люди (включая и вашего покорного слугу) потеряли бы покой и сон. Вот только в интересах ли это самого мистера Боствика?

– Я не знаю! Не знаю! Мне его просто жаль.

– Вы слишком молоды, Гарт, чтобы помнить дело Браво 1876 года. Вся трагедия разразилась из-за того, что очень красивая молодая женщина не отказалась уступить человеку настолько старше ее, что он годился бы ей в отцы. Таковы же были бы и чувства мистера Боствика, так я понимаю? Это привело к трагедии?

– Отчасти да. Но только отчасти.

– А остальное?

Гарт откинулся в кресле. Потом наклонился вперед, положил локти на стол, прикрыл глаза рукой.

– Два года назад, – сказал он, – мой близкий друг женился на восемнадцатилетней девушке. Она была взята в дом в Индии в возрасте четырнадцати лет. Опекуну тогда было далеко за пятьдесят. Что-то в девушке внушало мне тревогу. Хотя я не мог тогда понять что. Вообще в этой семье полковника Селби, миссис Монтегю и Марион – многое казалось странным. Миссис Монтегю хоть и разрешила установить телефон в доме, но отказалась внести имена владельцев в справочник. Свадьбу сыграли очень поспешно. Ни полковник Селби, ни миссис Монтегю не присутствовали на церемонии в ратуше.

И в семейной жизни моего друга что-то пошло не так, как надо. Причина была в Марион; и дело вовсе не в моей склонности «видеть во всем сексуальную подоплеку», как говорит Винс. Как я сказал ему, любой опытный практикующий врач это увидел бы.

Хотя Винс очень любит свою жену, ясно было, что они несчастливы и что у Марион есть один, очень опасный, пунктик. Она без конца твердила о своих вымышленных романах с молодыми людьми и одновременно по поводу и без повода шутила на тему того, каковы «старики» в любви и браке. Я задался вопросом…

– Вы задались вопросом, не слишком ли горячо леди это утверждает?спросил Эббот. – Пункт, отмеченный старым венским психоаналитиком.

– Да. Другие врачи такой симптом тоже бы заметили, для этого не нужны лаборатории. Марион, Винс и я присутствовали на премьере «Веселой вдовы». После спектакля она долго расспрашивала меня о моей работе. Она спросила, что бы я сделал, если бы ко мне пришел кто-нибудь и сказал, что она ненормальная и странная и что ее стоило бы запереть в сумасшедший дом, чтобы она не совершила убийства?

В начале следующей недели полковник Селби позвонил Майклу Филдингу и спросил, не могу ли я принять его здесь, у себя, то есть за пределами его дома и в отсутствие его домочадцев. И в пятницу вечером он задал мне много таких же вопросов.

– И он говорил о ней? – спросил Эббот.

– О нет, – ответил Гарт. – Он думал, что говорит о себе.

– Думал?

– Да. – Гарт откинулся в кресле. – Даже сейчас, когда полковник Селби умер, я не открыл бы того, о чем он мне говорил в этом кабинете, если бы это не потребовалось полиции для объяснения преступления. Но это была откровенная беседа.