Эллери Квин - Кот со многими хвостами

— Юристы?

— Да, которые занимаются состоянием его деда.

— Вот как? — оживился инспектор. — Это интересно.

— Отец миссис Маккелл был очень богатым человеком, он умер, когда Джимми было тринадцать лет, и оставил своим внукам — Джимми и его сестре — большое состояние под опекой. Доход с капитала должен был начать выплачиваться, когда внукам исполнится тридцать. Моника уже семь лет получала свою долю, а Джимми оставалось ждать еще пять лет. Он занялся этим делом, так как по завещанию деда, если один из внуков умрет, все состояние — основной капитал и доход — сразу же переходит к другому. Это миллионное состояние, но Джимми очень не нравится, что оно досталось ему в результате гибели Моники... В чем дело?

Эллери смотрел на отца.

— Каким образом это упустили?

— Не знаю. Никто из Маккеллов ни слова не говорил об этом. Конечно, рано или поздно мы бы все равно узнали...

— Что узнали? — с тревогой спросила Селеста.

Никто из мужчин не ответил.

Девушка поднялась:

— Вы имеете в виду...

— Тот факт, — отозвался Эллери, — что смерть Моники Маккелл означает целое состояние для ее брата, живущего на жалованье репортера. То, что в нашей невесёлой профессии, Селеста, именуется мотивом.

— Мотивом?!

Гнев, закипевший внутри, вырвался наружу, преобразив девушку. Прежде чем ее ногти впились ему в кожу, Эллери подумал: «Как кошка!»

— Вы использовали меня, чтобы завлечь Джимми в ловушку!

Эллери схватил ее за руку, отец поспешил ему на помощь.

— Подумать, что Джимми способен на такое! Я все ему расскажу!

Рыдающая Селеста вырвалась и убежала.

Из окна они видели, как Селеста Филлипс выбежала на улицу, а Джимми Маккелл шагнул ей навстречу из ниши полуподвала. Должно быть, он сказал что-то, так как девушка повернулась, опустив взгляд. Потом она сбежала вниз по каменным ступенькам и бросилась к нему, рыдая и пытаясь что-то сказать. Джимми, видимо, успокаивал ее, но Селеста приложила ладонь к его рту.

К тротуару подъехало такси. Джимми открыл дверцу, Селеста влезла внутрь, Маккелл последовал за ней, и автомобиль тронулся с места.

— Конец эксперимента, — вздохнул Эллери. — А может быть, начало.

Инспектор усмехнулся:

— Ты веришь в ту чушь, которую наболтал Маккеллу насчет Икса, алфавитной теории и тому подобного?

— Это возможно.

— Что кто-то, имея мотив лишь для одного убийства, совершил все остальные в качестве прикрытия?

— Это возможно, — повторил Эллери.

— Знаю, что возможно! Я спрашиваю, веришь ли ты в это?

— А ты можешь быть уверен в том, что это не так?

Инспектор пожал плечами.

Эллери бросил на диван грязный носовой платок.

— Что касается Селесты и Джимми, то сам их приход ко мне позволяет заподозрить обоих. Тот факт, что каждый из них только что сообщил информацию, которая может повредить другому, лишь усиливает подозрения. И все же я не могу поверить, что кто-то из них — Кот! Это уже за пределами всякой логики. А может быть, я старею. По-твоему, такое возможно?

— Значит, ты не уверен?

— А ты?

— Ты все время будешь задавать мне этот вопрос?

— И себе тоже.

Инспектор сердито схватил шляпу:

— Я отправляюсь на работу.

Расследование по линии, предложенной Казалисом, сразу же начало наталкиваться на препятствия.

По первоначальному плану доктора предприятие должно было выглядеть как рыболовецкая экспедиция большого флота местных психиатров под единым командованием. Однако сразу же стало очевидным, что карту экспедиции следует вычертить заново. Оказалось, что каждый специалист — сам себе капитан, охраняющий свои сети и секреты рыболовной процедуры с истинно японским усердием, не желая и близко подпускать других рыбаков.

К чести большинства, их осторожность была вызвана в основном этическими соображениями. В святилище признаний пациента психиатру не может быть допущен in propria persona [59] Собственной персоной (лат.). даже другой психиатр. Доктор Казалис преодолел первое препятствие, предложив давно опробованную технику. Каждый психиатр должен просмотреть истории болезней своих пациентов, отобрать подозрительные и сделать копии, в которых останутся только инициалы больных, а все указания на их личность будут устранены. Предложение было одобрено. Когда поступили истории болезней, совету из пяти врачей, возглавляемому доктором Казалисом, предстояло рассмотреть каждую из них и отбросить те, которые совет сочтет не вызывающими подозрений.

Подобный метод позволял осуществить проверку, не нарушая врачебной тайны.

Однако после этого экспедиция вновь села на мель.

Как поступить с теми, кто попадал под подозрение? Анонимность могла быть сохранена только до момента отбора, а потом имена придется открыть.

На этом рифе все расследование едва не пошло ко дну.

Кроме того, с этими подозреваемыми по причинам медицинского характера нельзя было обращаться так, как с теми, кто ежедневно попадает в полицейские сети, даже если проблема конфиденциальности будет решена. Инспектор Квин координировал действия более чем тридцати детективов, получивших указание не останавливаться ни перед чем. С начала июня в полицию доставляли не только наркоманов, алкоголиков, насильников и преступных психопатов, но также всевозможных бродяг и подозрительных личностей — эта категория угрожающе разрослась за последние три месяца. В атмосфере все большей напряженности гражданские права имели тенденцию съеживаться, а права властей — расширяться. Протесты сыпались отовсюду. Суды были засыпаны исками. Граждане жаловались, политики негодовали, судьи метали громы и молнии. Тем не менее нужно было продолжать расследование. Коллеги доктора Казалиса не хотели подвергать своих пациентов обычным полицейским процедурам, особенно в столь нервозной обстановке. Для многих их подопечных даже простой допрос представлял опасность. Месяцы и годы лечения могли пойти насмарку после часа грубого обращения с ними в полицейском участке, ведь детективы заботились только о том, чтобы найти связь между подозреваемым и Котом.

Были и другие трудности. Значительную часть пациентов составляли люди, пользующиеся широкой известностью или происходившие из уважаемых семейств. Здесь были широко представлены искусство, наука, театр, бизнес, финансы, даже политика. Демократия или нет, говорили психиатры, но таких людей нельзя тащить в полицию, словно бродяг из парка. Как их допрашивать? Насколько далеко можно заходить? Каких вопросов следует избегать, и кто должен это решать? Наконец, кто именно будет вести допрос, когда и где?

Все выглядело абсолютно безнадежно.

Свыше половины недели ушло на составление плана, удовлетворяющего большинство. Решение обрело конкретную форму, когда стало ясно, что ни один modus operandi [60] Образ действий (лат.). не является осуществимым. Каждый пациент нуждался в индивидуальном подходе.