Эллери Квин - Кот со многими хвостами

— Они не только родились в один и тот же день, но и...

— 10 марта 1927 года? В обоих случаях?

— Да.

— Подожди, папа. Не только родились в один и тот же день, но и что?

— Но и роды принимал один и тот же врач.

— Могу я взглянуть на эти свидетельства? — В голосе Эллери вновь послышалось напряжение.

Они уставились на подписи, сделанные одинаковым почерком:

« Эдуард Казалис, д. м. [95] Доктор медицины. ».

— Не будем заранее возбуждаться, сынок, — сказал инспектор, прикрыв ладонью микрофон телефонной трубки. — Мы ведь ничего не знаем и действуем на ощупь. Так что не будем торопиться.

— Черта с два не будем! Где же этот список?

— Сейчас его для меня составляют.

— Казалис, Казалис... Вот! Эдуард Казалис. Я говорил, что это тот же самый!

— Он принимал роды? А я думал...

— Начал карьеру, практикуя в области акушерства и гинекологии. Я знал, что в его профессиональной биографии есть что-то необычное.

— И он занимался этим в 1927 году?

— Даже позже! Здесь говорится...

— Да, Чарли?

Эллери отложил медицинский справочник. Его отец слушал и записывал. Казалось, он никогда не закончит.

— Всех записал?

— Эллери, не может быть, чтобы они все...

— Не будете ли вы любезны, — сказал Эллери, передавая регистратору список инспектора, — принести оригиналы свидетельств о рождении перечисленных здесь людей?

— Годы рождения известны... — Регистратор пробежал глазами список. — Все родились в Манхэттене?

— Большинство, а может быть, и все, — ответил Эллери. — Да, думаю, что все. Даже уверен.

— Как ты можешь быть в этом уверенным? — огрызнулся старик. — Мы знаем, что это справедливо по отношению к некоторым из них, но...

— И тем не менее я уверен, что все они родились в Манхэттене. Увидишь, что я прав.

Регистратор отошел.

Эллери с отцом ходили один вокруг другого, как два пса.

На стене тикали часы.

— Это может означать... — пробормотал инспектор.

Эллери повернулся, скрипнув зубами.

— Не желаю знать, что это «может означать»! Я устал думать о возможностях. Теперь мой девиз — только факты. Один за другим, шаг за шагом. Один плюс один равняется двум, и на этом моя арифметика заканчивается, пока я не смогу прибавить еще два.

— О'кей, сынок, — кивнул инспектор и что-то забормотал себе под нос.

Наконец регистратор вернулся. Вид у него был ошеломленный.

Эллери прислонился спиной к входной двери.

— Прочтите мне их медленно, одно за другим. Начните с Абернети — Арчибалда Дадли Абернети.

— «Родился 24 мая 1905 года, — прочитал регистратор и добавил: — Эдуард Казалис, д. м.».

— Очень интересно! — воскликнул Эллери. — Теперь Вайолет Смит.

— «Родилась 13 февраля 1907 года. Эдуард Казалис, д. м.».

— Райан О'Райли. Вы нашли его свидетельство?

— Я нашел все, мистер Квин... «Родился 23 декабря 1908 года. Эдуард Казалис, д. м.».

— А Моника Маккелл?

— «Родилась 2 июля 1912 года. Эдуард Казалис, д. м.».

— Симона Филлипс?

— «Родилась 11 октября 1913 года. Казалис».

— Просто «Казалис»?

— Конечно нет, — огрызнулся регистратор. — «Эдуард Казалис, д. м.». Послушайте, инспектор Квин, я не понимаю, какой смысл читать их подряд. Говорю вам, что они все...

— Пускай малыш развлекается, — усмехнулся инспектор. — Он слишком долго сдерживался.

— Битрис Уилликинс? — продолжал Эллери. — Она меня особенно интересует... Почему я не догадался раньше? Смерть и рождение всегда идут рука об руку... Итак, Битрис Уилликинс?

— «Родилась 7 апреля 1917 года. Эдуард Казалис, д. м.».

— Тот же самый врач, — кивнул Эллери с мрачной улыбкой. — А ведь ребенок был черный. Да, Казалис хранил верность клятве Гиппократа. Прямо Господь Бог родильного дома. Добро пожаловать, все беременные, независимо от цвета кожи и вероисповедания, гонорар согласно возможностям... Ленор Ричардсон?

— «Родилась 29 января 1924 года. Эдуард Казалис, д. м.».

— Благодарю вас, сэр. Думаю, это завершает список. Насколько я понимаю, эти свидетельства — неприкосновенная собственность департамента здравоохранения штата Нью-Йорк?

— Да.

— Если что-нибудь с ними случится, — сказал Эллери, — я лично приду к вам с пистолетом, сэр, и застрелю вас наповал. А пока что никому об этом ни слова. Я выражаюсь ясно?

— Должен заметить, — чопорно произнес регистратор, — что мне не нравится ни ваш тон, ни ваше поведение, и...

— Сэр, вы имеете дело со специальным следователем, назначенным мэром, — прервал Эллери. — Так что я выше воздушного змея. Можем мы воспользоваться вашим офисом для телефонного разговора... без свидетелей?

Регистратор вышел, хлопнув дверью. Однако дверь тут же открылась снова, и регистратор заметил доверительным тоном:

— Врач, который начинает убивать тех, кому сам помог появиться на свет, — просто-напросто опасный психопат, джентльмены. И как только вы позволили ему принимать участие в расследовании?

После этого регистратор наконец удалился.

— Это будет нелегко, — вздохнул инспектор.

— Безусловно.

— Доказательств нет.

Эллери грыз ноготь, склонившись над столом регистратора.

— За ним придется наблюдать двадцать четыре часа в сутки. Нам нужно будет знать, как он проводит каждую минуту дня и ночи.

Эллери продолжал свое занятие.

— Десятой жертвы быть не должно, — заявил инспектор, словно объясняя какую-то непонятную, но важную и строго секретную проблему. Внезапно он усмехнулся. — У карикатуриста из «Экстра» хвосты закончились, хотя он сам еще об этом не знает. Дай-ка мне телефон, Эл.

— Папа.

— Что, сынок?

— Мы должны обыскать его квартиру в течение нескольких часов. — Эллери вытащил сигарету.

— Без ордера?

— Без всяких предупреждений.

Инспектор нахмурился.

— Удалить из дома горничную не составит труда, — продолжал Эллери. — Нужно воспользоваться ее выходным днем. Хотя нет, сегодня пятница, и выходной у нее будет не раньше середины следующей недели. Я не могу ждать так долго. Она ночует в квартире?

— Понятия не имею.

— Я хочу проникнуть туда, если возможно, в этот уик-энд. Они ходят в церковь?

— Откуда я знаю? Ты не сможешь затянуться, Эл, потому что не прикурил сигарету. Дай мне телефон.

Эллери придвинул к нему аппарат:

— Кого ты собираешься к нему приставить?

— Хессе, Мака, Голдберга.

— Отлично.

— Дайте мне Главное полицейское управление.

— Однако мне бы хотелось, — продолжал Эллери, сунув сигарету в карман, — чтобы на Сентр-стрит об этом знали как можно меньше.

Отец уставился на него.

— Мы ведь сами не знаем ничего конкретного... Папа.

— Что?

Эллери оторвался от стола:

— Приезжай поскорее домой, ладно?

— Ты собираешься домой?

Но Эллери уже закрывал дверь.

— Сынок, — окликнул инспектор Квин из прихожей.