Дик Френсис - Фаворит

– Это ваша ферма? – спросил я.

– Да. А чем я могу вам быть полезен? – Он снова зевнул.

Я сказал, что, насколько мне известно, у него есть лошадиный фургон, который он сдает внаем. Он потер нос большим пальцем, разглядывая нас. Потом он сказал:

– Фургон очень старый. И вопрос – когда он вам понадобится?

– Вы разрешите осмотреть его? – спросил я.

– Да, – сказал он. – Подождите минутку. – Он вошел в дом, и мы услышали, как он позвал кого-то и женский голос ему ответил. Потом он вышел уже без газеты.

– Здесь, – сказал он, показывая дорогу. Фургон стоял под открытым небом, прикрытый только сеном, АРХ 708. Мой старый знакомый.

Я сказал Лоусону, что вообще-то не собираюсь нанимать его фургон, а только хочу узнать, кто нанимал его восемь дней назад. Но, увидев, что этот вопрос показался ему чрезвычайно странным и что он собирается выставить нас со двора, я объяснил ему, зачем мне это нужно.

– Не может быть, чтобы это был мой фургон, – сказал он сразу.

– Ваш, – сказал я.

– Я его никому не сдавал восемь дней назад. Он стоял здесь целый день.

– Он был в Мейденхеде, – упрямо повторил я.

Он смотрел на меня целых полминуты. Потом сказал:

– Если это правда, фургон брали без моего ведома. В конце недели я уезжал со всей семьей. Мы были в Лондоне.

– Сколько человек могло знать, что вы в отъезде? – спросил я.

Он засмеялся:

– Миллионов двенадцать, полагаю. Мы участвовали в этой телевизионной семейной программе в пятницу вечером. Моя жена, старший сын, дочь и я. Младшего сына не допустили, потому что ему только десять лет. Он был в ярости из-за этого. Моя жена ответила в ходе передачи, что в субботу мы все пойдем в зоопарк, а в воскресенье в Тауэр и что мы не вернемся раньше чем в понедельник.

Я вздохнул.

– А за сколько времени до этой телевизионной программы вы знали о ней?

– За несколько недель. В местной газете печаталось, что мы поедем туда. Меня это, право, немного раздражало. Нехорошо, когда каждый бродяга в окрестностях знает, что ты уезжаешь. Конечно, у меня оставались мои работники, но, знаете, это не то.

– А вы не могли бы спросить их, не нанимал ли в то время кто-нибудь ваш фургон?

– Почему же, могу. Скоро время дойки, они сейчас все соберутся. Но я все-таки думаю, что вы ошиблись, номер неправильно запомнили.

– Есть у вас скаковой жеребец, – спросил я, – чистокровный, среднего веса, гнедой, белая звезда на лбу, с одним висящим ухом, хвост трубой держит?

Его скептицизм мгновенно исчез.

– Есть, – сказал он. – Он там, в конюшне. Мы пошли и взглянули на него. Это была та самая лошадь, которую Берт прогуливал перед фургоном.

– Конечно, ваши люди, когда задавали корм лошадям, должны были заметить, что этого гнедого нет на месте? – сказал я.

– Мой брат – он живет в одной миле отсюда – берет жеребца. Когда ему вздумается. Должно быть, люди подумали, что брат взял его. Я спрошу работников.

– Спросите их заодно, не находили ли они галстук в фургоне, – сказал я. – Мне он очень нравится, и я уплачу десять шиллингов, если мне вернут его.

– Спрошу, – сказал Лоусон. – Входите в дом и подождите.

Он провел нас через заднюю дверь в выложенную каменными плитками прихожую и дальше, в уютную гостиную с потертой мебелью, и оставил нас. Были слышны голоса его жены, детей и звон чайных чашек. На столе мы увидели наполовину сложенную головоломку, на полу змеились рельсы игрушечной железной дороги.

Наконец Лоусон вернулся.

– Мне очень жаль, – сказал он, – но работники действительно подумали, что жеребца взял мой брат, и никто из них не обратил внимания, что фургона нет на месте. И вашего галстука, они говорят, тоже не видели. Когда пропадает что-нибудь не из их собственности, они слепы, как кроты.

Все-таки я поблагодарил его за внимание, а он попросил, чтобы я сообщил ему, если узнаю, кто брал фургон.

Мы с Кэт поехали к морю.

Она сказала:

– Не очень обнадеживающее начало, вам не кажется? Кто угодно мог взять этот фургон.

– Это должен быть кто-то, знавший, где находился фургон, – заметил я. – Именно поэтому кому-то и пришла идея воспользоваться им. Если б этот кто-то не знал, что фургон легко угнать, он нашел бы другой способ передать мне свое сообщение. Могу наверняка сказать, что один из его людей знает больше, чем говорит. Бумажка в десять фунтов – и он притворился слепым, когда брали фургон, да еще поставил туда лошадь для правдоподобия. Естественно, что он не спешит признаться в этом Лоусону. – Ладно, не обращайте внимания, – сказала Кэт легкомысленно. – Может быть, Лоусон не имеет ко всему этому никакого отношения. Было бы потрясающе, если б он оказался главарем целой банды! Вас тогда стукнули бы по голове рукояткой пистолета, засунули в мешок с цементом и бросили в море, а меня привязали бы к рельсам перед идущим тепловозом.

Я засмеялся.

– Если бы я думал, что он главарь, я бы не взял вас с собой.

Она взглянула на меня.

– Берегитесь! Как бы вам не превратиться в такого сладенького, заботливого старичка, как дядя Джордж. Он никогда не позволял тете Дэб переживать хоть самое крошечное неудобство, не то что опасность! Я думаю, поэтому ее и не коснулась современная жизнь.

– Что же, вы считаете, что опасности не нужно избегать? – спросил я.

– Конечно. Если предстоит что-нибудь действительно серьезное, Плевать на опасность. – Она сделала широкий жест правой рукой, чтобы иллюстрировать свою беззаботную точку зрения, и тут же позади нас оглушительно заревела автомобильная сирена. Нас обогнал человек в автомобиле, он с удивлением смотрел на Кэт, очевидно так и не понимая, какой она подавала сигнал правой рукой. Она засмеялась.

Она повернула машину к морю, в Вортинг, и повела ее по прибрежной дороге на восток. На нас пахнуло сильным и свежим запахом соли и морских водорослей. Мы миновали пригороды Вортинга, целые акры, застроенные новенькими бунгало, электростанции Шорхэма, Саусвика и Портслэйда, степенные фасады Хова и наконец выехали на длинную прогулочную дорогу Брайтона. Кэт ловко свернула на одну из городских площадей и остановила машину.

– Пойдемте к морю, – сказала она. – Я люблю море.

Мы перешли через дорогу, спустились но нескольким ступенькам и, пробравшись через полосу гальки, вышли за песчаный пляж. Кэт сняла туфли и высыпала из них струйки мелких камешков. Солнце пригревало. Мы медленно брели по пляжу, перепрыгивая через волнорезы, потом повернули назад. Это был божественный день!

Когда мы, держась за руки, медленно подходили к машине Кэт, я только тут заметил, что она остановила ее в какой-нибудь сотне ярдов от отеля «Плаза», к которому десять дней назад я подвез Клиффорда Тюдора.

И вот – легок на помине, подумал я, – он стоял на ступеньках отеля, разговаривая со швейцаром в ливрее. Даже на таком расстоянии нельзя было не узнать его огромную фигуру, его темную кожу, величественную посадку его головы. Я наблюдал за ним от нечего делать.