Морис Леблан - Арсен Люпен — благородный грабитель

«Он, должно быть, там, — подумал я. — Хорошо выбрал наблюдательный пункт».

Я пробрался поближе к строению. Легкий шорох выдал его присутствие, и действительно, через дверной проем я увидел, что он сидит ко мне спиной.

В два скачка я набросился на него. Он попытался навести на меня пистолет, который держал в руках. Но выстрелить не успел, я повалил его на землю, скрутил ему руки за спину и коленом придавил грудь.

— Послушай, малый, — шепнул я ему на ухо, — я Арсен Люпен. Ты сейчас же и добровольно вернешь мне мой бумажник и сумочку дамы… за это я вытащу тебя из лап полиции и зачислю в компанию моих друзей. Одно только слово: да или нет.

— Да, — прошептал он.

— Тем лучше. Сегодня утром ты красиво обстряпал это дело. Мы поймем друг друга.

Я встал. Он порылся в кармане, достал оттуда большой нож и попытался ударить меня.

— Идиот! — воскликнул я.

И одной рукой я парировал удар, а другой со всей силы врезал по сонной артерии. Он упал как подкошенный.

Я нашел свой бумажник с документами и деньгами. Но мне было интересно порыться в его кошельке. На конверте, который я обнаружил, было написано: Пьеру Онфрэ.

Я вздрогнул. Пьер Онфрэ, убийца с улицы Лафонтена, в Отей! Пьер Онфрэ, человек, зарезавший мадам Дельбуа и двух ее дочерей. Я склонился над ним. Да, это было то самое лицо, которое в купе напомнило мне промелькнувшие когда-то черты.

Но время шло. Я сунул в конверт две купюры по сто франков, визитную карточку и записку:

«Арсен Люпен — своим коллегам Оноре Массолю и Гастону Деливье, в знак признательности».

Затем положил конверт на виду посреди комнаты. Рядом — сумочку мадам Рено. Мог ли я не вернуть ее замечательной попутчице, которая помогла мне?

Каюсь, но я все же вынул оттуда все, что представляло какую-то ценность, оставив лишь черепаховую расческу и пустой кошелек. Какого черта! Дело есть дело. К тому же ремесло ее мужа слишком постыдно!..

Но что делать с этим человеком? Он зашевелился. Что же делать? У меня не было желания ни спасать его, ни выносить приговор.

Я отобрал у него револьвер и выстрелил в воздух.

«Эти двое сейчас явятся, — подумал я, — пусть сам выпутывается! Все будет так, как предначертано судьбой».

И побежал по тропинке, проложенной по дну оврага.

Через двадцать минут проселочная дорога, которую я заметил во время преследования, вывела меня к машине.

В четыре часа я телеграфировал моим друзьям в Руан, что непредвиденная случайность вынуждает меня отложить визит. Строго между нами, но я очень опасаюсь, что после того, как им стало многое известно, этот визит придется отложить на неопределенное время. Какое жестокое разочарование для них!

В шесть часов я возвращался в Париж через Иль-Адам, Энгьен и ворота Бино.

Из вечерних газет я узнал, что наконец удалось схватить Пьера Онфрэ.

На следующий день, — не будем пренебрегать полезными свойствами умной рекламы, — «Эко де Франс» опубликовала следующую сенсационную заметку:

«Вчера в окрестностях Бюши после многочисленных попыток Арсену Люпену удалось арестовать Пьера Онфрэ. Недавно убийца с улицы Лафонтена по пути из Парижа в Гавр ограбил мадам Рено, жену заместителя начальника управления тюрем. Арсен Люпен вернул мадам Рено сумочку, в которой лежали ее драгоценности, и щедро наградил двух полицейских агентов, оказавших ему помощь в осуществлении этого драматического ареста».

Два-три раза в год по случаю больших торжеств, таких как балы в австрийском посольстве или вечера у леди Биллингстоун, графиня де Дре-Субиз украшала свои белые плечи знаменитым «Колье королевы».

Это было то самое легендарное колье, которое придворные ювелиры Бомер и Бассанж изготовили для графини дю Барри; в дальнейшем кардинал Роан-Субиз намеревался преподнести его королеве Франции Марии-Антуанетте, а авантюристка Жанна де Валуа, графиня де ля Мотт, вместе со своим мужем и их сообщником Рето де Вилеттом разъединила колье на части февральским вечером 1785 года.

По правде говоря, подлинной в колье оставалась только оправа. Рето де Вилетт сохранил ее, тогда как господин де ля Мотт и его жена — сущие варвары — промотали вынутые из оправы драгоценности, великолепные камни, так искусно подобранные Бомером. Позднее, в Италии, Рето де Вилетт продал оправу Гастону де Дре-Субизу, племяннику и наследнику кардинала, который спас дядю от разорения, вызванного скандальным банкротством дома «Роан-Гемене», и в память о своем высокопоставленном родственнике выкупил несколько бриллиантов, оказавшихся в коллекции английского ювелира Джеффриса, дополнил их другими, того же размера, но значительно меньшей ценности, и сумел воссоздать чудесное «колье, попавшее в рабство» в первозданном виде, то есть таким, каким оно выглядело в руках Бомера и Бассанжа.

Почти целый век род Дре-Субизов гордился этой драгоценной исторической реликвией. И несмотря на то что в силу ряда обстоятельств состояние семьи заметно уменьшалось, владельцы колье не желали продавать королевское сокровище, предпочитая сокращать штат прислуги. Последний граф де Дре-Субиз дорожил им так, как дорожат имением предков. В целях предосторожности он хранил его в сейфе «Креди лионэ». Когда жена собиралась надеть колье, он после обеда отправлялся в банк, забирал его, а на следующий день возвращал обратно.

В тот вечер, на приеме в Кастильском дворце — события относятся к началу века — графиня произвела фурор; сам король Кристиан, в честь которого было устроено торжество, обратил внимание на ее необыкновенную красоту. На изящней шейке сияли драгоценные камни. В лучах света бриллианты сверкали и переливались тысячами граней. Казалось, ни одна другая женщина не сумела бы с таким изяществом и благородством носить на плечах столь драгоценную тяжесть.

Это был двойной триумф. Граф де Дре насладился им вполне, а когда супруги вернулись в свой старый особняк, расположенный в предместье Сен-Жермен, и вошли в спальню, граф откровенно торжествовал. Он гордился своей женой и, наверное, ничуть не меньше, драгоценным колье, приносящим славу уже четвертому поколению в его роду. Жена чуть сдержаннее выражала свою радость, что, конечно, свидетельствовало о ее гордом нраве.

Довольно неохотно она сняла колье со своих плеч и протянула мужу, который с восторгом осмотрел сокровище, будто раньше не видел его. Затем, уложив реликвию в красную кожаную шкатулку с гербом кардинала, граф прошел в соседний кабинет, точнее, маленький альков, полностью изолированный от спальни и имеющий только один вход, находившийся в изножии супружеской кровати. Как всегда, хозяин спрятал шкатулку на довольно высокой полке среди шляпных коробок и стопок белья. После этого закрыл дверь и разделся.