Эллери Куин - Лицом к лицу

Супруг миссис Армандо оторвался от колыханий свитера Лоретты и на секунду перенес свое внимание на усы инспектора. Затем быстро вернулся к свитеру.

– Мисс Спейнер, вы слышали, как миссис Армандо говорила это?

– Нет. Но после ухода мистера Берка она сказала мне то же самое.

– Но самого мистера Армандо вы в ту ночь так и не видели?

– Сегодня судьба свела меня с мистером Армандо впервые. (Так ли? – о, как хотел бы Эллери знать правду! Если это так, то Армандо сейчас явно намерен наверстать упущенное, непристойно пуская слюни от желания, чтобы судьба свела их еще не раз и как можно теснее… А Лоретта, казалось, не обращает на него ни малейшего внимания, целиком сосредоточив его на своем инквизиторе – инспекторе) Она уже приготовилась к продолжению допроса, но тут ей неожиданно пришлось обернуться: инквизитор сменился.

– У меня вопрос, – внезапно раздался голос Эллери. – Мисс Спейнер, после того как Харри Берк оставил вас наедине с тетей, не получала ли она каких-либо записок, не звонил ли ей кто-нибудь? Не слышали ли вы колокольчик от входной двери?

– Мистер Куин, нашу беседу ничто не прерывало. Конечно, я не могу ручаться за то время, когда я уже покинула миссис Армандо.

– А не припомните ли вы замечаний вашей тети – пускай самых незначительных – о чем-либо, относящемся к какому-нибудь лицу?

– К чему – к чему?

– К ЛИЦУ.

Девушка тряхнула белокурой головкой. Она казалась не на шутку озадаченной:

– Что-то не припомню.

– Тогда все, мисс Спейнер, – заявил инспектор, поднимаясь. – Кстати, адвокат вашей тети – Вильям Мелони Уессер – уже наверняка успел известить вас о предстоящем чтении завещания?

– Да. Я буду у него в конторе в понедельник, сразу же после похорон.

Инспектор кивнул:

– Простите, что испортил вам Новый год.

Лоретга поднялась и величаво пошла к двери. Каким-то образом Карлос Армандо умудрился очутиться там раньше нее и уже взялся за ручку.

– Позвольте мне, Лоретта, – вы не против, если я буду вас называть так?., я же ваш дядюшка в конце концов!

Изящные брови над голубыми глазами удивленно дрогнули:

– Благодарю вас, мистер Армандо.

– О! Только не «мистер Армандо»! Карлос! Легкая улыбка тронула ее губы.

– Позвольте мне отвезти вас домой, или куда вы сейчас собираетесь?

– Что вы, это лишнее…

– Но нам необходимо поближе познакомиться! Тогда, может быть, вы согласитесь хотя бы пообедать со мной? Ведь я могу вам столько рассказать о Джи-Джи, а это вас должно очень интересовать, не так ли? Кроме того, я чувствую за вас ответственность: ведь тетушка умерла так скоро после счастья обрести вас…

Это было последнее, что донеслось до троих мужчин из-за закрывшейся двери.

– Грязный бабник! – скривился Харри Берк, – Не упустит случая поволочиться.

– Кажется… – пробормотал Эллери. – Кажется, тот, с кем мы имеем дело, очень, очень неглуп!

Эллери с трудом разлепил глаза и очнулся промозглым серым субботним утром. Отца не было, а Харри Берк в кабинете просматривал утренние газеты.

– Вы так сладко храпели в перину, что я не решился вас будить, – сказал Берк. Шотландец был уже одет и до блеска выбрит. Тахту он прибрал и, теперь ждал, когда вскипит кофе на электроплитке. – Я уже давно на ногах.

– Как спалось? – Эллери потянулся к чашке кофе с видом изнывающего от жажды путника. Его самого всю ночь терзали кошмары: снова и снова возникало безликое лицо со всклокоченными мертвыми волосами, как на трупе Глори Гилд, пока пробившийся сквозь венецианские шторы дневной свет не позволил ему, совершенно измученному, погрузиться в полное забытье.

– Я спал как убитый, – довольно хмыкнул Берк. – Ваша тахта просто создана для сна! Единственное, что меня огорчает, – не могу найти чай в буфете.

– Я сегодня же раздобуду для вас пачку.

– Что вы, не стоит ради одной ночи! – запротестовал шотландец. – Я на днях переберусь в отель.

– И слышать не хочу об этом! Неизвестно, сколько вам еще понадобится пробыть здесь. А счета в нью-йоркских отелях растут со сказочной быстротой!

– Эллери, вы так добры ко мне!

– А я вообще добрый человек… Что нового в газетах?

– Для нас – ничего. Хотя в одной статейке встречаются кое-какие дополнительные подробности о прошлом Армандо.

– Чья статья?

– Кипа Кипли.

Эллери отставил в сторону чашку с кофе и ухватился за газету. Он уже наизусть выучил манеру каждого репортера. Кипли много раз снабжал его ценными сведениями. В это утро речь шла почти исключительно о пресловутом «графе» Армандо – супруге Глори Гилд. Эллери представил, как выпучит свои блестящие глазки Армандо.

– Харри, все это в основном болтовня для публики. Но сдается мне, что кое-что на эту тему Кип действительно знает, да пока помалкивает… У меня идея!

Он заглянул в записную книжку и набрал телефон Кипли.

– Кип? Это Эллери Куин. Не разбудил?

– Нет, черт побери! – ответил ему знакомый прокуренный голос. – Завтрак в самом разгаре, а я жду твоего звонка, шеф. Уверен, ты уже по уши завяз в этой истории с Джи-Джи, правда?

– По уши – не по уши, но интересуюсь немного… Кип, я хотел бы встретиться.

– В любое время дня и ночи! Двери моего дома всегда открыты.

– Я хотел бы поговорить с глазу на глаз.

– Понял. В час у меня, идет?

– Решено. Жди. – Эллери повесил трубку и повернулся к Харри Берку. – Никогда не знаешь, чем тебя порадует Кип. Информация из него так и сыплется, как из рога изобилия. Дайте мне двадцать минут на завтрак, Харри, а пообедаем мы теми сенсационными блюдами, которые приберег для нас расторопный репортер!

Репортер оказался тщедушным смуглым человечком с лицом венецианского дожа [10], одетым в шелковое кимоно ручной работы.

– Прошу прощения – я по-домашнему, – сказал Кипли, обмениваясь вялым рукопожатием с Эллери, – никогда не ношу костюма до четырех часов. А кто это с тобой?

Эллери представил Берка, который подвергся тщательному осмотру парой черных бегающих репортерских глаз, завершившемуся быстрым:

– Харри Берк? Не знаком, – Затем Кипли кивнул в сторону роскошного домашнего бара, за которым колдовал слуга-пуэрториканец. Благодаря бойкому перу Кипли этот слуга был известен чуть ли не всему Манхеттену. Фешенебельная квартира на самой вершине небоскреба отличалась почти стерильной чистотой и отсутствием даже малейшего намека на существование в мире женщин. Кипли был известным ипохондриком, а женщин боялся, как огня. При этом обладал почти женской манией чистоты и порядка.

– Что будете пить? – поинтересовался он. Сам Кипли не брал в рот спиртного.