Агата Кристи - Цветы магнолии

— Тебе не кажется, Ричард, — спросила Tea, — что будет лучше, если ты расскажешь мне все?

Этот разговор произошел тремя днями позже. Они сидели в гостиной и как раз собирались обедать.

Ричард вздрогнул и покраснел.

— Не понимаю о чем ты, — сказал тот, отводя глаза.

— Неужели?

Он бросил на нее быстрый взгляд:

— Нет, ну были кое-какие детали…

— Ты просишь у меня помощи, так расскажи мне все. Он как-то странно посмотрел на нее;

— Разве прошу? Она удивилась:

— Милый, я все же твоя жена. Неожиданно на его лице появилась прежняя обаятельная лукавая улыбка.

— И удивительно красивая жена, Tea. Впрочем, на другой я бы и не женился.

Он стал расхаживать по комнате, что делал всегда, когда нервничал.

— Не скрою, в некотором смысле ты права, — решился наконец он. — Кое о чем я действительно умолчал. Он запнулся.

— Я слушаю.

— Черт, так трудно объяснить это женщине… Вы же вечно все переворачиваете с ног на голову. Даете волю воображению и так далее.

Tea молча ждала.

— Понимаешь, — продолжал Ричард, — закон такая странная штука… В общем, он применим далеко не ко всем ситуациям. Я могу совершить поступок совершенно порядочный и честный, а закон будет рассматривать его как… что-то иное. В девяти случаях из десяти он просто закроет глаза, а на десятый, ни с того ни с сего…

Tea постепенно начинала понимать.

— Почему же меня это не удивляет? — думала она. — Неужели я всегда знала, что вышла за бесчестного человека?

Ричард все говорил, приводил какие-то ненужные доводы, пытался что-то объяснить. Впрочем, Tea давно уже привыкла, что муж совершенно не способен говорить прямо даже о самых простых вещах. Речь шла о каких-то его операциях с недвижимостью компании в Южной Африке. В чем конкретно заключались эти операции, Ричард говорить не хотел, но уверял ее, что действовал исключительно честно и порядочно. Беда в том, что закон отнесся к его действиям с излишней суровостью. В конце концов ему пришлось все же признать, что по факту этих сделок против него возбуждено уголовное дело.

Объясняя все это, он то и дело украдкой бросал взгляд на жену. Ему никак не удавалось скрыть своего смущения и обрести обычную раскованность. Он все говорил и говорил, пытаясь изменить то, что изменить было уже поздно. Наконец, он не выдержал. Его сломило то, что он прочел в глазах жены. Оно мелькнуло и тут же исчезло, но он успел заметить: презрение.

Он рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях.

— Это все. Tea, — хрипло выговорил он. — И что же ты теперь намерена делать?

Она, не колеблясь, подошла к нему, опустилась рядом на колени и взглянула ему прямо в глаза.

— Ничего, Ричард. Он робко ее обнял.

— Так ты не бросишь меня?

— Конечно, нет, милый. Конечно, нет. Этого он уже не выдержал.

— Но я же вор, Tea! Если отбросить все красивые слова, я самый обычный вор!

— Что ж, значит, я жена вора. Мы либо вместе справимся с этим, либо вместе опустимся на дно. Оба замолчали. Наконец Ричард произнес:

— Слушай, Tea, у меня есть один план, но о нем мы поговорим позже. Давай обедать. Сходи переоденься. В это мое любимое платье… ты знаешь… от Калло. [2] Калло — модельная мастерская в Лондоне, очень популярная в 50-е годы, название по фамилии владельца и кутюрье.

Она удивленно подняла брови:

— Но ведь мы обедаем дома?

— Да-да, конечно, но оно мне так нравится… Надень его, сделай мне приятное. Оно тебе так идет!

Tea вышла к обеду в платье от Калло. Сшитое из парчи теплого розового оттенка с тонким золотистым рисунком, с глубоким вырезом, обнажавшим ослепительные плечи и шею Tea, оно удивительно шло ей, придавая трогательное сходство с хрупким цветком магнолии.

Ричард восхищенно посмотрел на жену.

— Умница моя. Ты выглядишь просто потрясающе. Они прошли в столовую. В течение всего вечера Ричард был возбужден, непрерывно шутил и смеялся по любому поводу, точно стараясь забыть о какой-то неприятной мысли. Несколько раз Tea пыталась вернуться к неоконченному разговору, но он уходил от него.

И только когда она уже вставала из-за стола, он неожиданно перешел к делу.

— Подожди. Мне надо тебе кое-что сказать. Это касается моих неприятностей. Tea опустилась на стул.

— Если нам повезет, — скороговоркой заговорил Ричард, — дело можно будет замять. Вообще-то, я был довольно осторожен, так что им совершенно не за что зацепиться, кроме одного документа…

Он многозначительно замолчал.

— Документа? — непонимающе переспросила Tea. — Ты хочешь сказать, его нужно уничтожить? Ричард поморщился.

— Мне бы только до него добраться. Но в этом-то и вся загвоздка.

— У кого же эти бумаги?

— Да ты его знаешь: Винсент Истэн. Tea тихонько ахнула, и Ричард удивленно на нее взглянул.

— Понимаешь, я подозревал, что без него тут не обошлось, потому и приглашал к нам так часто. Помнишь, я еще просил тебя быть с ним полюбезнее?

— Помню.

— Странное дело: мне так и не удалось с ним подружиться. Не знаю уж почему. Но ты ему понравилась. Я бы даже сказал, слишком понравилась.

— Знаю, — спокойно ответила Tea.

— Да? — искоса взглянул на нее Ричард. — Вот и отлично. Тогда ты поймешь меня с полуслова. Сдается мне, что если к Винсенту Истэну поедешь ты, он не сможет отказать… если ты попросишь его отдать эти бумаги. Ну, ты понимаешь: возвышенные чувства и все такое…

— Я не могу, — поспешно сказала Tea.

— Да брось ты.

— Об этом не может быть и речи. По лицу Ричарда поползли красные пятна. Tea поняла, что он с трудом сдерживается.

— Милая моя, ты, кажется, чего-то не понимаешь. Этот документ означает для меня тюрьму, а тюрьма — крах, бесчестье и унижение.

— Ричард, Винсент Истэн не станет использовать эти бумаги против тебя, обещаю.

— Не в этом дело. Он может сделать это невольно. Он ведь даже не понимает, что они для меня значат. Они заговорят, только если сравнить их с моей отчетностью, а все эти цифры скоро станут известны. Я не могу сейчас вдаваться в детали, но пойми: он может уничтожить меня даже не подозревая об этом. Его следует предостеречь.

— Так сделай это. Напиши ему.

— Что ему до меня? Нет, Tea, другого выхода нет. Ты мой единственный козырь. Ты моя жена. В конце концов, это твой долг — помочь мне. Поезжай к нему сегодня же вечером…

— Только не сегодня! — вырвалось у Tea. — Хотя бы завтра.

— Господи Боже, Tea! Как ты не понимаешь? Завтра может быть уже поздно. А вот если ты поедешь к нему прямо сейчас, немедленно…

Он заметил, что она дрожит, и истолковал это по-своему.

— Знаю, милая моя девочка, знаю: все это жутко неприятно. Но речь идет о жизни и смерти. Tea, ты же не оставишь меня в такую минуту? Ты сама говорила, что пойдешь ради меня на все.

Tea услышала свой голос, резкий и неестественный: