Эллери Квин - Алые буквы

Вплоть до четвертого года их супружеской жизни друзья считали Дерка и Марту Лоренс одной из счастливейших пар Нью-Йорка.

Супругов неизменно описывали как «приятных, интересных молодых людей». Последняя характеристика озадачивала посторонних, так как обоим было за тридцать, а это в биологическом смысле уже не первая молодость. Кроме того, Марта была на два года старше Дерка. Но, познакомившись с ними поближе, любой признавал описание абсолютно верным. Дерк вызывал в воображении романтику богемных мансард, а Марта напоминала уютного породистого голубя на подоконнике. Они были интересными и приятными людьми, их манеры признавались всеми. Дерк был писателем, а для людей, не являющихся таковыми, — среди друзей Лоренсов они составляли большинство — писатели были такими же диковинками из иного мира, как кинозвезды и бывшие убийцы. А очевидная доброжелательность Марты не позволяла другим женщинам усматривать в ней какую-либо угрозу для себя.

И все же те, кто считал Лоренсов интересными и приятными, были бы удивлены, задумавшись над количеством доказательств противоположного. Временами, особенно на третьем году супружества, Дерк внезапно выходил из себя без всякой видимой причины или же проглатывал на две-три порции скотча больше положенного. Даже писатель может стать невыносимым, когда он устраивает сцену или напивается вдрызг. Временами Марта становилась скучной — обычно, когда Дерк впадал в одно из вышеописанных состояний. Но никто никогда не думал, что эти легкие мазки могут повлиять на все полотно. Единственным их эффектом было доказательство, что Лоренсам не чуждо ничто человеческое, — это спасало супругов от весьма реальной опасности оказаться всеми покинутыми по причине их поистине нечеловеческого счастья.

Эллери познакомился с Лоренсами через Никки Портер. Правда, он и прежде встречал Дерка Лоренса на собраниях детективных писателей Америки — еще когда Дерк работал над своими мрачными и непопулярными криминальными романами, но они не были друзьями до тех пор, пока Дерк не женился на Марте Гордон. Марта и Никки были знакомы еще в Канзас-Сити, а когда Марта перебралась в Нью-Йорк, обе девушки встретились снова и вскоре стали неразлучными.

Марта Гордон приехала в Нью-Йорк не зарабатывать деньги, а спускать их. Ее мать умерла, произведя на свет единственного ребенка, а отец, занимавшийся мясоконсервным бизнесом, умер во время войны, когда Марта гастролировала с армейской труппой по островам Тихого океана — она обучалась актерскому мастерству в Орбелине и начала выступать на сцене, когда разразилась война. Мистер Гордон оставил ей несколько миллионов долларов.

Эллери нашел Марту умной и чувствительной девушкой, не испорченной деньгами, но одинокой из-за них.

— Когда мне говорят, как я прекрасна, — сказала Марта однажды вечером в квартире Квинов, — я выхожу из себя. А мне часто это говорят.

— Вы чересчур подозрительны, — возразил Эллери. — Ведь вы чертовски хорошенькая девушка.

— Et tu, [3] И ты (лат.) — начальные слова фразы «И ты, Брут», приписываемой умирающему Гаю Юлию Цезарю. Эллери! Вы знаете, сколько мне лет?

— В данном случае тебе незачем выходить из себя, — заметила Никки. — Эллери говорит то, что думает.

— Вот именно, — кивнул Эллери. — Вам следует брать Никки с собой на свидания, Марта. Ее суждения о мужчинах сверхъестественно проницательны.

— Как бы то ни было, — сказала Марта, — зачем мне выходить замуж? Я собираюсь стать звездой Бродвея или умереть во время очередной неудачи.

Но Марта ошиблась в обоих отношениях. Она не смогла стать звездой Бродвея, но пережила это, чтобы встретить Дерка Лоренса.

К тому времени Марта выработала определенную тактику. Она вела скромную жизнь, и все ее знакомые были умеренно обеспеченными людьми. Когда Дерк Лоренс сделал ей предложение, она работала в офисе театрального продюсера на жалованье шестьдесят долларов в неделю. Дерк не подозревал, что его жена — миллионерша, пока они не обосновались на третьем этаже дома без лифта в районе восточных тридцатых улиц.

Эллери знал Лоренсов так же хорошо, как других друзей Никки, однако никогда не испытывал твердой уверенности в отношении их будущего. Все дело, как он подозревал, заключалось не столько в тощих гонорарах Дерка и монументальных доходах Марты, сколько в самом складе характера Дерка, который был вспыльчивым, неотесанным и странным, словно персонаж Эмили Бронте. [4] Бронте, Эмили (1818–1848) — английская писательница. Имеется в виду Хитклиф — персонаж романа Э. Бронте «Грозовой перевал».

Но именно эти черты его характера привлекали Марту. Для маленькой блондинки ее сердитый темноволосый муж был непризнанным гением — великой и трагической фигурой. От правды не уйти — их тянуло друг к другу, как нередко бывает с двумя противоположностями. Дерк всегда был поглощен своими проблемами, реальными и воображаемыми, а в крепком теле Марты не было ни одной эгоистичной косточки. Он требовал — она выполняла. Он дулся — она развлекала. Он бушевал — она успокаивала. Он сомневался — она уверяла. Марта полностью удовлетворяла настоятельную потребность Дерка в ухе, куда можно отдавать распоряжения, груди, на которую можно преклонить голову, и паре мягких материнских рук, с радостью предоставляя в его распоряжение и то, и другое, и третье.

Это выглядело достаточно твердой опорой для брака, но, очевидно, не являлось таковой. К концу третьего года, когда перемены стали заметными, оба, казалось, не могли подолгу оставаться на одном месте.

Обычно первой с места срывалась Марта. Но Эллери обращал внимание, когда им с Никки случалось оказаться вместе с Лоренсами в городе и на вечеринках, что бегство Марты представляло собой род условного рефлекса, возникающего при появлении грозных признаков дурного настроения мужа. Когда Дерк сердился, один из уголков его рта слегка приподнимался, что походило на улыбку, но весьма скверную. В такие моменты все, что бы ни сделала или ни сказала Марта, вызывало у него протест. В итоге Марта вскакивала со стула и заявляла, что хочет поесть овощной салат со сметаной в «Линдис» или еще что-нибудь, что приходило ей в голову. Тогда Дерк приходил в себя, и они удалялись, увлекая за собой остальных присутствующих, хотя у тех не было никаких причин куда-либо идти.