Жорж Сименон - Мегрэ в меблированных комнатах

На стенах маленькие, написанные от руки и прикрепленные кнопками объявления сообщали о продаже торговых предприятий, чаще всего кафе и баров. В обязанности Паулюса входило писать круглым почерком эти объявления, а также отправлять сотни циркуляров.

Сменивший Паулюса на вид изголодавшийся парень с длинными волосами работал в темной передней, где целый день приходилось жечь электричество.

— Паулюс? — переспросил хозяин с явно выраженным крестьянским акцентом. — Я вышвырнул его за дверь.

— За что?

— Да он каждый день таскал по нескольку франков из маленькой кассы.

Имелся в виду ящик, где всегда лежала небольшая сумма денег на мелкие текущие расходы: почтовые марки, заказные письма, телеграммы.

— Вот уже шесть месяцев, шеф, — продолжал Мегрэ, — как Паулюс потерял это место. Правда, какую-то сумму ему ежемесячно присылали родители, но недостаточно, чтобы на это прожить. Ведь они люди небогатые. В конце концов он устроился агентом по продаже энциклопедий, ходил по квартирам. Я видел его портфель, в котором лежал рекламный экземпляр, а также бланки соглашений на покупку в рассрочку изданий в двадцать два и двадцать четыре тома.

Расследование продолжалось. В Париже пахло весной. Лопались почки каштанов, тянулись к свету крошечные нежно-зеленые листочки. Тысячи молодых людей, таких же как Паулюс, сновали по улицам Парижа, озлобленные бесконечными поисками работы, поисками своего будущего.

— Он, должно быть, познакомился с парнем постарше себя и, конечно, более продувным. Мадемуазель Клеман говорит, что время от времени его навещал приятель, который раза два даже ночевал у Паулюса, какой-то блондин лет двадцати пяти. Мы его найдем. Заметьте, на ограбление «Аиста» Паулюс пошел с игрушечным пистолетом. Напугать хозяина кабачка посредством игрушки или хладнокровно убить на улице инспектора полиции — вещи совершенно разные.

— Вы думаете, что Жанвье ранил друг Паулюса?

— Но с какой целью? Для того чтобы убить Жанвье, у них могло быть только две причины: им либо нужно было войти в дом, чтобы забрать припрятанные деньги — что весьма рискованно, либо освободить путь, чтобы их вынести. Однако же мадемуазель Клеман решительно заявляет, что никто не входил в дом и не выходил оттуда.

— Разве что Жанвье удалось раскрыть что-нибудь важное и…

Мегрэ думал об этом все утро, сидя в своем кабинете на набережной Орфевр. В меблированных комнатах на улице Ломон остался дежурить Воклен, которого мадемуазель Клеман устроила в гостиной у открытого окна.

Комиссар даже перерыл письменный стол Жанвье и составил список дел, которыми инспектор занимался в последнее время. Но ничего не нашел… Мадам Жанвье нервно теребила свою сумку. Видимо считая себя слишком бледной, она наложила на щеки вдвое больше румян, чем требовалось, и казалось, что лицо ее покрылось лихорадочными пятнами.

Наконец за ними пришли. Перед тем как проводить в палату, сиделка сделала им кое-какие наставления:

— Вам можно побыть возле больного только несколько минут. Не нужно его утомлять. Нельзя говорить с ним о вещах, которые могут его взволновать.

Мегрэ впервые увидел инспектора лежащим в постели. Ему показалось, что тот сильно изменился, еще и потому, что Жанвье, всегда румяный, свежий, гладко выбритый, с нежно-розовой кожей, лежал теперь обросший бородой.

Сиделка дала указания и больному:

— Не забывайте, что сказал врач. Разговаривать вам категорически запрещено. Если комиссар будет задавать вопросы, отвечайте «да» или «нет» кивком, не волнуйтесь, не нервничайте.

И добавила, направляясь к столику, на котором лежал журнал:

— Впрочем, я сама останусь здесь.

Мегрэ стоял у двери, и больному пока еще его не было видно. Мадам Жанвье подошла к постели, сжимая в руках сумку, и, глядя на мужа, с робкой улыбкой пробормотала:

— Не волнуйся, Альбер. У нас все благополучно. Все очень добры ко мне, и дети здоровы. Тебе было не очень больно?

Нельзя было без волнения наблюдать, как из глаз раненого вдруг скатились две крупные слезы и как он стал жадно глядеть на жену, словно уже не надеялся ее увидеть.

— Только о нас не беспокойся. Комиссар уже здесь…

Заметила ли она, что он слишком нетерпеливо стал искать кого-то глазами? Мегрэ даже стало неловко.

Жанвье, конечно, был хорошим семьянином, обожал жену и детей. Однако же Мегрэ всегда казалось, что ближе всего для него была уголовная полиция.

Комиссар сделал два шага вперед, и лицо раненого оживилось. Несмотря на запрет, он хотел заговорить, но Мегрэ знаком остановил его:

— Спокойно, дорогой Жанвье! Прежде всего я должен тебе сказать, как все мы счастливы, что ты выкарабкался. Шеф просил передать тебе поздравления и свои лучшие пожелания. Он сам тебя навестит, как только визиты перестанут тебя утомлять.

Мадам Жанвье скромно отошла в сторонку.

— Врач разрешил нам пробыть у тебя всего несколько минут. Я взял это дело в свои руки. Чувствуешь ли ты себя в силах, чтобы ответить мне на несколько вопросов? Ты слышал, что сказала сиделка? Отвечай кивком и даже не пытайся говорить.

Широкий пучок солнечных лучей пересекал палату, в нем дрожали тончайшие пылинки.

— Видел ты человека, который в тебя стрелял?

Жанвье, не задумываясь, отрицательно качнул головой.

— Тебя подняли с правого тротуара, как раз у дома мадемуазель Клеман. Видимо, ты не успел уползти перед тем, как тебя обнаружили. Улица была пустынна, не так ли?

Веки раненого опустились.

— Ты ходил по улице взад и вперед?

Веки Жанвье опять опустились.

— Ты не слышал приближающихся шагов?

Снова отрицательный кивок.

— Ты зажигал сигарету?

В глазах Жанвье появилось удивление, потом едва заметная улыбка. Он понял мысль Мегрэ.

— Да. — Он опять опустил веки.

Согласно заключению врача, выстрел был сделан с расстояния примерно в десять метров. Поблизости от дома мадемуазель Клеман фонаря не было, и, зажигая сигарету, Жанвье мог стать более заметной мишенью.

— Ты не слышал, чтобы где-нибудь открывалось окно?

Раненый подумал, потом, немного поколебавшись, отрицательно качнул головой.

— А может быть, окна открывались раньше?

Утвердительный кивок.

Погода стояла такая теплая, что это было естественно.

— В доме мадемуазель Клеман тоже?

Опять утвердительный кивок.

— Но не в ту минуту, когда раздался выстрел?

— Нет.

— Ты никого не видел и не слышал?

— Нет.

— Не помнишь ли, в какую сторону ты смотрел, когда тебя настигла пуля?

Из положения тела в самом деле нельзя было ничего заключить, потому что наблюдались случаи, когда раненный пулей человек, падая, поворачивался кругом или на пол-оборота.

Усилие, которое Жанвье пришлось преодолеть, чтобы вспомнить, мучительно отразилось на его лице. Мадам Жанвье уже не слушала их. И не только из скромности. Она подошла к сиделке и тихонько разговаривала с ней, видимо расспрашивая ее и даже отваживаясь на робкие советы.