Джон Карр - Убийства единорога

– Знаю, знаю. Прошу прощения, что поторопился и, вероятно, испортил впечатление от задуманного вами театрального эффекта, – продолжал Г. М., изучая собственные пальцы. – Но разве вы не понимаете, приятель, что мне пришлось это сделать? Наше столкновение с Драммондом на дороге и замечательное исполнение Кеном роли придурка, какое нечасто увидишь на сцене, все настолько запутало, что мы бы блуждали в лабиринте, если бы оставили все как есть. Думаю, вам лучше признаться. Это будет наилегчайшим способом осуществить ваши намерения. Вы со мной согласны?

Какой-то момент Драммонд стоял неподвижно. Потом он достал трубку и кисет и начал заталкивать большим пальцем табак в чашечку, опустив голову. Когда же он посмотрел на нас, его лицо по-прежнему демонстрировало интеллект, а когда заговорил, в голосе зазвучали насмешливые нотки.

– Поздравляю. – Он чиркнул спичкой. – И одновременно проклинаю вашу проницательность. Нет, вы не испортили задуманное впечатление. Все, на что я надеялся, – это сесть в самолет, не вызывая подозрений. Как вы сказали, мне лучше признаться…

Рэмсден, придя в себя, издал сдавленный возглас.

– Да, я Гаске, – продолжал мнимый Драммонд. Он зажег трубку и устремил на нас насмешливый взгляд. – Если бы Драммонд следовал моим указаниям и держатся в тени в Париже, пока я занимаю его место, месье Фламанд, возможно, до самого конца не догадался бы, кто я в действительности. А теперь… – Массивные плечи шевельнулись.

– А теперь? – переспросил д'Андрье.

– Это не имеет значения. Он знает меня, но и я знаю его.

Кто-то присвистнул. Фаулер энергично шагнул вперед.

– Вы имеете в виду, что Фламанд здесь и вы знаете, кто он? Что все это означает?

– Что означает? – свирепо отозвался бывший Драммонд. – Это означает, что проклятый мошенник и убийца последний раз выставил меня дураком. Это означает триумф.

Он щелкнул пальцами. Усмешка на его лице стала походить на оскал сытой акулы, сорвав последние остатки маски Драммонда. Когда он взял у Г. М. серную спичку, чтобы заново разжечь трубку, то закашлялся, но не выглядел при этом нелепо.

– Простите мое возбуждение, джентльмены, но если благодарная республика наградит меня Большим крестом Почетного легиона…

– Безусловно, – успокаивающе произнес Г. М. – Но давайте сначала проясним пару вопросов. Это одна из ваших знаменитых маскировок? Если да, то ставлю вам высшую оценку. Вы точная копия Харви Драммонда.

– Верно, но должен признаться, особой маскировки не понадобилось. Фальшивые у меня только усы. Я занял место Драммонда, так как похож на него. И у меня возникла идея…

– Какая?

Он задумался.

– Охота почти окончена. Я могу сообщить вам кое-что. Скажем, когда мы умоемся, устроимся подобнее, и я достану кое-какие бумаги из моего чемодана?

– Но Фламанд!.. – воскликнул Фаулер.

– Фламанд, друг мой, какое-то время будет вариться в собственном соку. На сей раз ему не уйти. Не хочу казаться мстительным – я всего лишь практичен. Мои люди скоро будут здесь. Мы передадим им арестованного для отправки в Париж, но в свое время. А пока что… – он снова щелкнул пальцами и улыбнулся широкой улыбкой, – надеюсь, ожидание будет приятным для месье Фламанда. Остается спросить сэра Генри, как он разоблачил меня. Если бы я не слышал, как вы назвали свое имя, приближаясь к самолету, то никогда бы не догадался, кто вы.

– Кроме этого, остается еще одна мелочь, месье Гаске. – Д'Андрье нахмурился.

– Да?

– Ваши документы. Возможно, мы излишне любопытны, но если бы вы представили какие-нибудь доказательства…

– Ага, мои документы! Разумеется. Но сейчас я не намерен удовлетворять ничье любопытство, кроме этих двух джентльменов. – Он посмотрел на Рэмсдена и Г. М. – Я продемонстрирую им доказательства моей личности, и более того. Если вы, джентльмены, встретитесь со мной в этой комнате через пятнадцать минут, я назову вам имя, которым Фламанд пользуется этой ночью.

Сейчас неподходящее время для здравомыслия, думал я, переодеваясь в отведенной мне комнате. Мои часы показывали двадцать пять минут первого, а события начали раскручиваться с половины девятого, вызвав в моей голове кавардак. Кроме того, я был так голоден, что тут же проглотил покрытый табачной крошкой кусок шоколада, который нашел в одном из карманов. Д'Андрье не торопился с «легкими закусками» – он соблюдал все формальности, как на официальном приеме в английском сельском доме.

К примеру, у каждого из нас была отдельная комната, хотя мы легко могли разместиться по двое. Это выглядело тем более фантастично, так как (по крайней мере, судя по моей комнате) помещения никогда не использовались обычным образом, но были подметены и снабжены свежим бельем в угоду Фламанду.

Интерьер Шато де Л'Иль был достаточно прост, если не считать резных и лепных украшений в верхнем и нижнем коридорах и на лестнице. Обитаемыми были только два из трех его этажей. Третий, ранее предназначавшийся для слуг и имеющий отдельную лестницу, был заперт, как и двери на башне. Широкая галерея на втором этаже, где поместили нас, как и нижний коридор, тянулась во всю длину замка. Посредине находилась поперечная галерея. Как объяснил д'Андрье, здесь не было ни лабиринтов, ни потайных комнат, ни скользящих панелей, столь любимых знаменитыми злодеями, вроде Гизов и Медичи. Генрих IV никогда не держал тут своих любовниц, а Ришелье никого не бросал в подземные камеры. Мне это казалось упущением. Хотя замок построили в середине XVI века, он десятилетиями был заброшен и разрушался, покуда не был спасен и отреставрирован в период империи первым графом д'Андрье, получившим титул от Наполеона I.

От прежних времен сохранились только лепнина в коридорах и резьба на лестнице. Последняя неприятно подействовала на меня. Она находилась в конце коридора, была широкой, массивной и мрачной, чему способствовали резные украшения из темного дуба наподобие горгулий. Десять ступенек вели к промежуточной площадке, где лестница сворачивала налево под прямым углом, и еще десять – на второй этаж. На стене площадки висел огромный гобелен, чьи красный, черный и зеленый тона выцвели, превратившись в бурый, хотя кое-где оставались яркие пятна. Фигуры и лица были с трудом различимы, но я понял, что здесь изображена охота на вепря или что-то в этом роде. Когда я проходил мимо гобелена, мне стало не по себе.

Моя комната помещалась в начале галереи второго этажа, а ее окна были обращены в сторону дамбы. Воздух был спертым из-за плотных зеленоватых портьер, в мраморном камине с бронзовым бюстом Наполеона над ним тлел огонь, а две парафиновые лампы в круглых стеклянных абажурах отбрасывали призрачный свет.