Джон Карр - Назло громам

— Вот именно!

— Но почему это должно казаться смешным?

— Потому что я действительно влюблен в эту чертову женщину, хотя я намного старше ее. Вы не можете этого понять, Иннес…

— Это я-то не могу, да?

— Но дело не в этом. Вы думаете, что я был с ней. Вы говорили об этом полиции?

— Нет, я обещал ей, что не скажу, и сдержал свое обещание.

— А Хатауэю говорили?

— Хатауэю? Нет, ни слова. Хатауэй этого и не касался.

— А может быть, и не должен был, но он пытается использовать свое влияние. Прошлой ночью, когда мы оставили вас с Одри в «Пещере ведьм», мы поехали прямо домой. Хатауэй вернулся на полчаса позже, и воодушевление было просто написано на его физиономии. Он начал расспрашивать Паулу. Она, конечно, не скажет, что говорила ему, но мне это не нравится.

— Если вы беспокоитесь о себе…

— Ради всего святого и все такое прочее, — воскликнул Ферье, употребив одну из библейских клятв, которые стали частью его образа мыслей и речи, — неужели вы думаете, что я забочусь о себе? Разве я вообще когда-нибудь делал это? Меня волнует только Паула.

Снова зазвонил телефон.

Воздействие этого звонка на нервы усилил внезапно раздавшийся на кухне свист закипевшего чайника. К этому еще добавился и голос, который Брайан услышал в трубке.

— Простите за беспокойство, — произнес он. — Десмонд у вас? Он говорил, что собирается встретиться с вами. Можно мне…

Этот голос, а может, и слова услышал Ферье.

— Это Паула, да?

— Да. Она хочет с вами поговорить. — Протянув Ферье телефонную трубку, Брайан отошел в сторону и выглянул в окно, подчеркивая таким образом свое нежелание слушать, о чем они беседуют.

В мягких лучах солнца Женева предстала перед ним в своих обычных пастельных серо-коричнево-белых тонах. Высунувшись из окна, он мог увидеть серо-голубые воды озера с редкими белыми пятнами парусов.

— Но ведь это было семнадцать лет назад, — услышал Брайан слова Ферье. — Не понимаю, какая разница, что ты не могла ему тогда сказать! И не понимаю, какая теперь разница.

Дальше послышалось слабое жужжание голоса в трубке, а через полминуты Брайан уже больше не мог делать вид, что разговор его не интересует.

— Загнал в угол? Что ты имеешь в виду, говоря, что он загнал тебя в угол? — Ферье, на лице которого было написано сомнение и потрясение, выслушал ответ. Затем сказал: — Ладно, я приеду. Это мой дом, и они не могут выгнать меня оттуда. Я приеду. — И он разъединился.

— Что случилось? — спросил Брайан. — В чем дело?

— Простите, приятель, но я должен торопиться.

Трудно было поверить, что человек, называвший себя стариком, может так быстро передвигаться. Его большие ноги тяжело протопали через гостиную к выходу, затем входная дверь открылась и захлопнулась.

Брайан почувствовал надвигающуюся катастрофу, поэтому, когда тоже поспешил в коридор, ему потребовалось привести свои нервы в порядок, чтобы вспомнить французский.

— Мадам Дюваллон! — позвал он. — Пожалуйста, разбудите как можно скорее мисс Пейдж. Возможно, на завтрак не останется времени. Лучше… — И вдруг остановился.

Дверь в спальню была открыта. Мадам Дюваллон с подносом, на котором стояла огромная чашка с блюдцем, выходила оттуда. Фарфоровая посуда подрагивала на нем.

— Месье Иннес, я не могу ее разбудить. Юной леди там нет.

Несколько секунд оба молчали. С набережной доносились крики и все усиливающийся шум транспорта.

— Месье Иннес! — воскликнула мадам Дюваллон, обратив внимание на его лицо. — Юная леди ушла. Я ничего не могу поделать, раз она ушла. Позаботьтесь о себе!

Брайан оглядел спальню. Легкая, прозрачная ночная рубашка Одри была брошена в ногах неубранной постели, а ее маленький чемоданчик, который он вчера ночью все-таки принес из машины, снова лежал открытым на стуле. На зеркале туалетного столика, словно в насмешку, остались слова, написанные Одри губной помадой еще вчера. По-видимому, вместо тех, которые должны были бы быть написаны сегодня рано утром.

«Я тоже люблю тебя, — пробежал он глазами надпись. — Прости меня за то, что собираюсь сделать».

Относились ли эти слова к тому, что она собралась сделать сегодня утром? А может, Одри просто забыла их стереть? Брайан не мог этого понять. Но она ушла.

Телефонный звонок, назойливо зазвучавший в это мгновение, возродил исчезнувшие было надежды. Однако человеческая натура остается неизменной, поэтому, услышав этот внезапный звук, заставивший его подпрыгнуть, Брайан первым делом выругался. Мадам Дюваллон, будучи женщиной практичной, имела правильные представления обо всем.

— Месье Иннес, — провозгласила она с холодным достоинством. — Это — дурной тон. Звонит телефон. Ответьте, пожалуйста.

Брайан подчинился. Голос доктора Фелла был настолько хриплым и взволнованным, что первые несколько слов он с трудом разобрал.

— Я очень боюсь, — прогудел он.

— Чего?

— Дело вышло из-под контроля. Афинские архонты! Я и не предполагал, что человек может зайти так далеко и довести нас до такого безумного состояния. Мистер Десмонд Ферье еще у вас?

— Нет. Вы могли бы об этом догадаться. Он ушел минуту-две назад. А где Одри? У вас есть хоть какие-нибудь предположения о том, что с ней случилось?

— Ах! Кхм! Я… э-э-э… только что узнал об этом. Если не говорить достаточно честно и достаточно точно, то можно сказать, что мисс Пейдж арестована…

— Арестована?!

— Поверьте мне на слово, — прорычал доктор Фелл, — что у вас очень мало оснований для беспокойства. Я очень прошу вас последовать за мистером Ферье, догнать его и остановить, если сможете. А если нет, то приезжайте сами на виллу. Не спорьте со мной; остановите его!

— Погодите минуточку!

Но в трубке раздались короткие гудки. Мадам Дюваллон, опустив поднос с чайной посудой, вначале воззвала к Создателю, а потом расплакалась.

Белое здание виллы «Розалинда», единственным украшением которого были ящики с яркими цветами да круглое слуховое окно с цветными стеклами, смутно вырисовывалось вдали и в бледных лучах солнца казалось даже менее приятным местом, чем во мраке приближающейся грозы.

Окна с закрытыми ставнями напоминали пустые глазницы. Вилла казалась заброшенной, несмотря на многочисленные машины на подъездной аллее. Даже тишина и покой, царившие и здесь, и в окружающих лесах, и в глубоком овраге позади виллы, делали ее похожей на дом, населенный призраками, а может быть, именно эта тишина и была причиной такого впечатления.

Чувства достигают слишком высокого накала; все заканчивается убийством. Когда уходит жизнь и тело разлагается, наступает черед других сил; они собираются вместе и нашептывают рассудку свои мысли.

Брайан не мог избавиться от фантазий. Погруженный в них, он, подъезжая к вилле, немного снизил скорость, но внезапно почувствовал, как сердце застучало у него в самом горле, однако произошло это совсем по другой причине. Он затормозил как раз вовремя, чтобы не врезаться в задний бампер «роллс-ройса».