Джон Карр - За красными ставнями

Дюрок огляделся вокруг. У стены стояла качалка с обивкой в зеленую полоску и собственным маленьким навесом. К ней был придвинут плетеный круглый стол.

— Он может здесь позавтракать, — добавил полковник. — Если в доме найдется достаточное количество мышьяка или столь же действенного яда, добавьте его ему в пищу.

Уходя, «фатьма» бросила на Дюрока еще один укоризненный взгляд, однако ровно через десять минут вышеупомянутая «змея» появилась на балконе, чисто выбритая и с безмятежным выражением лица, в пижаме, халате и матерчатых шлепанцах столь вызывающе ярких цветов, что Дюрок не мог решить, какой предмет одежды выглядит хуже.

— Доброе утро, полковник, — как ни в чем не бывало поздоровался Г. М., выпятив грудь и постучав по ней кулаком.

«Фатьма» прикатила тележку с завтраком, состоящим из двух яиц вкрутую, нескольких ломтиков ветчины и колбасы, тостов с маслом; здесь же были серебряный кофейник, кувшинчик молока и прочие аксессуары.

Г. М. сел в качалку, и «фатьма» стала сервировать завтрак на льняной скатерти, которой был покрыт плетеный стол.

— Спасибо, мэм, — поблагодарил Г. М.

Продемонстрировав золотые зубы в улыбке, «фатьма» удалилась с почтительным поклоном. Взяв в одну руку кофейник, а в другую кувшинчик, Г. М. налил себе кофе с молоком, сделал большой глоток и поставил чашку.

— Прекрасная погода, — заметил он.

Дюрок, стоящий спиной к нему, воздержался от комментариев.

— Но я ощущаю холодок в атмосфере, — продолжал Г. М. — Что такого я натворил?

Полковник резко повернулся.

— Что вы натворили? — осведомился он по-английски таким тоном, как будто этот вопрос задал ему Джек-потрошитель.

— Угу.

— Злодей! Змея! Предатель! — начал Дюрок в лучших традициях палаты депутатов, но взял себя в руки. — Хорошо, я объясню вам. Вы устроили Биллу Бентли, он же Железный Сундук, и его бедной невинной жене, которая будет сожалеть об этом до конца дней, побег в восточноафриканскую страну, откуда преступников не экстрадируют. А этот ваш столь простодушный на вид Бентли — самозванец, вор и убийца!

Г. М. взял нож и аккуратно срезал верхушку яйца.

— Скажите, полковник, сколько убийств совершил Бентли?

Последовало молчание.

Полковник открыл рот, но тут же закрыл его и бросил взгляд на один из плетеных стульев, на котором лежала целая стопка досье.

— Можете вспомнить хоть одно, сынок? — настаивал Г. М.

— Вообще-то нет, — признал Дюрок. — Полицейский в Брюсселе не умер. Он даже не лишился рассудка — дело обошлось небольшой потерей памяти. Но как насчет намерений, старая вы лиса? Железный Сундук стрелял прямо в лоб Эмилю Лерану. По-вашему, это хорошо? Почему он это сделал?

— Потому что, — ответил Г. М., — 5 мая 1949 года в Брюсселе Железный Сундук первый и единственный раз в жизни потерял голову. Но он горько сожалеет об этом до сих пор.

— Сожалеет, вот как? Ба!

— Погодите. — Г. М. порылся в карманах халата. — Я забыл показать вам телеграмму с последними новостями из Брюсселя…

— Какую еще телеграмму?

— От брюссельской полиции. Спустя три недели после ранения Эмиль Леран начал получать пенсию, выплачиваемую ежемесячно через разные банки, поэтому полиция не может или не хочет отследить ее источник. Размер этой пенсии соответствует жалованью комиссара брюссельской полиции. Если вы мне не верите, я покажу вам телеграмму.

Полковник Дюрок вытащил из рукава носовой платок, вытер им лоб и спрятал назад.

— Теперь вам не выкрутиться, старый farceur! [116] Шут (фр.). — фыркнул он. — Как насчет женщины в Мадриде? Она пыталась схватить его, и Бентли намеренно выстрелил ей в бедро…

— Согласно ее заявлению, это не так, — возразил Г. М. — Я забыл показать вам…

— Еще одну телеграмму?

— Да, от мадридской полиции. Она наверху, в кармане моего пиджака. Женщина утверждает, что резко дернулась в последний момент. И Бентли — первоклассный стрелок, намеревавшийся, как всегда, промахнуться, — не успел повернуть оружие.

Дюрок выглядел ошеломленным.

— Мне кажется, вы не только помогли этому человеку, но и защищаете его. Хорошо, Бентли не убийца. Но вы не можете отрицать, что он взломщик и грязный вор!

Г. М. задумался, позабыв о завтраке.

— Знаете, полковник, вы делаете правильные выводы на основании фактов, но не видите мотивов и не в состоянии понять обычные человеческие существа.

— Тогда объясните мне!

— Билл Бентли, — продолжал Г. М., — единственный преступник-спортсмен, если его вообще можно назвать преступником…

— Quio? [117] Как это? (фр.)

— …которого я когда-либо встречал. Вот почему он и Альварес отлично ладили друг с другом. Если бы вы видели лицо Билла, когда Альварес назвал его «спортсменом» перед боем с Колльером… Но вас там не было. А теперь подумайте: кого грабил Бентли?

— Кого грабил?

— Вы сами говорили мне, что Бентли никогда не грабил частные дома. Иными словами, он никогда не брал ни пенни у того, кто мог хоть как-то пострадать от потери. Он грабил только крупные ювелирные фирмы или богатые маленькие банки, которые прочно защищала страховка. Вы когда-нибудь думали об этом?

— Как бы то ни было, это противозаконно!

— О, безусловно, — согласился Г. М., лениво откинувшись на спинку качалки. Лицо его вновь стало безмятежным. — Однако меня, как старого грешника, это не так уж шокирует. Ограбление крупных компаний уж очень похоже на обман букмекеров или налогового ведомства. Во всех трех случаях это честная игра.

Последовала очередная пауза.

— А теперь, — осведомился Г. М., — хотите услышать подлинную, личную, человеческую причину, по которой я помог Бентли бежать?

— Да! — Лицо полковника опять побагровело. — Если вы можете ее назвать!

Приходится с прискорбием отметить, что все благодушие Г. М. мигом испарилось. Он выпрямился, звякнув посудой.

— Потому что мне нравились они оба! — рявкнул он. — Вот и все! Особенно эта малышка Пола. Вы говорите о том, что она будет «сожалеть до конца дней». Чушь! Я бы скорее сбросил Сатану с его адского трона, чем позволил вам разбить ей сердце, арестовав ее мужа! Не лезьте ко мне с вашим высокоморальным вздором — это не сработает. И не болтайте о «законе» и «правосудии», — мы оба знаем, что они существуют, только когда мы требуем их для себя. Так что засуньте их, куда вам нравится!

Полковник Дюрок облизнул пересохшие губы. Во время монолога Г. М. цвет его лица менялся несколько раз.

— Вы бы нарушили любой закон ради дружбы… — пробормотал он, потом подошел к балюстраде и посмотрел на холмы Танжера. Рядом с ним стояла мраморная ваза с пурпурными цветами. Дюрок сорвал один цветок и стал нервно теребить его, поглядывая на мраморную нимфу.

— Вы бы сделали то же самое, полковник, — спокойно заговорил Г. М„чья вспышка гнева улеглась столь же внезапно. — Более того, судя по тому, что я о вас знаю, вы уже неоднократно так поступали.