Джон Карр - Проклятие бронзовой лампы

— Очевидно, я именно это имел в виду.

— А я имела в виду, — темные глаза девушки смягчились, — не сожалеешь ли ты теперь, Кит.

— О чем?

— О несделанном, — ответила Одри. — О том, что не сказал Хелен о своих чувствах, когда у тебя была такая возможность.

— Конечно, сожалею.

— Разве деньги Хелен и все деньги в мире имеют сейчас какое-то значение? Ты знаешь, что нет, Кит. Это всего лишь комариный укус по сравнению с чем-то настоящим. Ты был упрямым идиотом и не признался, что любишь ее. А теперь она исчезла.

— Заткнись, черт бы тебя побрал!

Последовала пауза.

— Я… Прости меня, Кит.

— Ладно, все в порядке.

Одри спрятала пудреницу в сумочку и закрыла ее.

— Но я бы хотела заставить Сэнди понять, что деньги не так важны, как ему кажется. Он по-настоящему любит меня, Кит. Просто Сэнди актер и законченный лгун. Он был влюблен в деньги Хелен и попутно наслаждался чувством превосходства, проводя время с разными ужасными мелкими шлюшками вроде… вроде…

— Вроде кого?

— Вроде Джулии Мэнсфилд, — ответила Одри. — Необычайно утонченной особы, которая ненавидит захолустный Глостер и мечтает о большом мире.

(Теперь многое прояснилось. К счастью, мисс Мэнсфилд была достаточно безобидна.)

— Так вот почему, Одри, у тебя появился взгляд василиска, [44] Василиск — мифологическое чудовище, чей взгляд мог убивать. когда я упомянул ее имя? И когда ты увидела ее у окна кабинета?.. Погоди! Куда ты?

— В постель. К моему стыду, я не в состоянии контролировать свои эмоции. — Ее голос изменился. — Нет, не провожай меня! Я сама доберусь до комнаты. Запрусь там и буду пить виски. Только сообщи мне, если…

— Если — что?

— Если окажется, что Г. М. тоже исчез, — закончил; Одри.

Кит слышал, как высокие каблуки девушки стучат по камню, видел изгибы ее накидки из чернобурки и блеск черных волос на вызывающе вскинутой голове, когда она шла к лестнице. Одри поднималась не спеша, и Кит знал, что она плачет. В холле воцарилась тишина, нарушаемая только потрескиванием огня в каминах.

Канун 1 мая, когда злые духи отправляются на прогулку…

Кит Фэррелл долго стоял, положив руку на каменный выступ камина и глядя на огонь. Потом медленно побрел наверх, к своей спальне.

Она находилась на северной стороне второго этажа, прямо над кабинетом. Кит закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, не зажигая свет.

Маленькие окна с гербом Севернов посредине, выходящие на север, сейчас были открыты, так как ночь была теплой. Луна окрашивала пол серебром, тускло освещая кровать с балдахином, стулья с высокими спинками, кресло возле окна — единственную уступку комфорту, дрова в очаге камина.

«Сожалеешь о несделанном…»

Черт возьми, он должен выкинуть это из головы!

Кит протянул руку к выключателю, но тут же передумал. При свете страшная правда выглядела бы еще беспощаднее. А темнотой можно прикрыться, как щитом…

Он на ощупь добрался до кресла у окна и сел, пока часы на башне били одиннадцать.

«Сожалеешь о том, что не сказал Хелен о своих чувствах, когда у тебя была такая возможность…»

Надо попытаться расслабиться…

Хотя что толку? Все равно заснуть не удастся.

Кит поднялся. Пижама и халат лежали на кровати. Он разделся, повесил одежду с непривычной для него медлительной тщательностью, облачился в пижаму и плотный шерстяной халат, сунул ноги в шлепанцы и вернулся к креслу у окна.

Рядом с креслом находился дубовый стол с пепельницей, сигаретами, спичками и стопкой усыпляющих книг, которыми Кит пытался успокоить свое воображение в предыдущие ночи. Он нащупал в темноте сигарету и зажег ее.

«Ты был упрямым идиотом и не признался, что любишь ее. А теперь она исчезла…»

Похоже, предстоит самая скверная ночь.

Оранжевый кончик сигареты казался висящим в воздухе, приближаясь ко рту и вновь удаляясь от него. Дым тоже выглядел призрачным. Говорят, слепые не могут наслаждаться курением. Главное — победить страх перед бессонницей, и тогда…

Кит откинулся на спинку кресла, пытаясь расслабить мышцы. Он прикрыл глаза и опустил сигарету в пепельницу, продолжая держать ее.

Попробовать читать стихи? Или хотя бы думать в стихотворном ритме, погружая мысли в дремоту? Беда в том, что на ум приходит галопирующий размер в духе Киплинга или Честертона, который только возбуждает фантазию. Нет, нужно другое… Что-то вроде…

Вот, самое оно! Кит слышал собственный голос, шепчущий в темноте ночному ветерку. Монотонный шепот звучал и смолкал, подобно тиканью часов, отсчитывающих секунды…

Хелен! Хелен! Хелен!

Слова «до моря добежит» остались непроизнесенными. Ладонь Кита опустилась на дубовый стол со слабым стуком, которого он не услышал.

Сновидения уносили его в страну блаженства. Больше не было ни горестей, ни тревог, ни мучительных воспоминаний. Но постепенно пейзаж начал меняться. Становилось все темнее и холоднее. Кит знал, что приближается к царству чудовищ, но не мог остановиться. Какая-то сила толкала его вперед. Он очутился на крыше квадратной башни, готовый прыгнуть вниз. Сейчас…

Сквозь окружающий его туман послышался бой часов. Час ночи…

Ощущая лютый холод даже сквозь шерстяной халат, Кит внезапно выпрямился, нащупал подлокотники кресла и убедился в его реальности.

Снова кошмарный сон…

Он протянул руку к сигарете, потухшей два часа назад. Но рука повисла в воздухе.

Бледные полосы лунного света чередовались на полу с тонкими тенями оконных перемычек, доходя до кровати с балдахином и тяжелым пологом.

Возле кровати, глядя на него, стояла Хелен.

Должно быть, сон продолжался, ибо Хелен была одета в тот же застегнутый сверху донизу макинтош, что перед самым исчезновением.

Луна не позволяла толком различать цвета, но Кит мог бы поклясться, что видит коричневые чулки и красно-черные лакированные туфли.

Светлые, коротко остриженные волосы на непокрытой голове девушки слегка растрепались. Одна рука лежала на груди. В карих глазах читались усталость и тревога — казалось, она пытается улыбнуться, но губы ей не повинуются. Хелен выглядела почти так же, как в тот день, когда она бежала под дождем к дому.

Затем неподвижное видение заговорило.

— Кит… — тихо произнесла Хелен.