Джон Карр - Ночь у Насмешливой Вдовы

В некотором отдалении от обрушившейся глыбы лежала крошечная пишущая машинка; черная крышка отлетела в сторону и раскололась, но клавиши сверкали белизной. У самого подножия Вдовы ничком лежал Фред Корди. Туман обволакивал его.

Тяжелые камни и пыль покрывали его искалеченное тело. Руки были широко раскинуты; волосы на голове промокли от росы. Над туманным пологом поднималась лишь спина сапожника в старой, заплатанной рубахе. На спине чернели два пулевых отверстия.

Фреда Корди похоронили в пятницу, девятнадцатого сентября, спустя четыре дня после гибели. День был прохладный, по небу бежали кучевые облака.

Народу на похороны пришло немного, так как у Корди почти не было друзей, а многие втайне радовались его смерти. Пришли Гордон Уэст и Джоан Бейли с полковником, Ральф Данверс, Сквайр Уайат и, как ни странно, Марион Тайлер.

— Он вскапывал мой сад, — сказала Марион.

Несмотря на атеистические воззрения покойного Фреда, миссис Корди настояла на церковном погребении, а преподобный Джеймс не мог отказать плачущей женщине. Миссис Корди облачилась в глубокий траур. Она крепко держала за руку одиннадцатилетнюю дочь Фредерику, которая под черной вуалью сосала леденец. Сквайр Уайат обещал найти для миссис Корди и Фредерики место в своем доме.

Панихида закончилась, на землю упали первые капли дождя.

В целом Стоук-Друид смерть сапожника не затронула.

В период между ночью на понедельник, когда был убит Корди, и четвергом, когда закончилось дознание, настроение жителей деревни менялось. Вначале всеми овладела тревога, в Стоук-Друиде впервые в истории начали запирать двери и окна. Тревогу сменил гнев. И наконец, гнев перешел в апатию.

От дознания ожидали многого. Например, все понимали, что пишущая машинка, спрятанная в глазнице Насмешливой Вдовы, была та самая, на которой печатали анонимные письма.

Дознание вел мистер Вэнс, тот самый услужливый коронер, что занимался делом о гибели Корделии Мартин. Коронер шепотом совещался с инспектором Гарликом. Им жадно внимали репортеры, приехавшие из Лондона, которых привлекли слухи о привидении, явившемся Джоан Бейли.

Первым свидетелем, по обычаю, стала жена покойного, миссис Мэри-Энн Корди, которая, как и полагалось, опознала труп. Следующим давал показания доктор Иоганн Шиллер Шмидт, производивший вскрытие.

Покойный, объяснил доктор Шмидт, умер в результате кровоизлияния, произошедшего после огнестрельного ранения в левое легкое. В него попали две пули, они прошли по диагонали, справа налево. Обе пули, не задев позвоночник, засели в мягких тканях; одна из них задела жизненно важный орган.

То, что человек, получивший подобные ранения, сумел пересечь луг и взобраться на каменного истукана, необычно, однако вполне возможно. Впрочем, вскоре силы оставили его (доктор не сумел установить, когда именно).

Отчет о результатах баллистической экспертизы, присланный из Бристоля, оказался кратким.

«Обе пули, представленные на рассмотрение, выпущены из револьвера «уэбли» 38-го калибра. Оценить точное расстояние, с какого были произведены выстрелы, не представляется возможным; можно лишь утверждать, что оно не было ни очень близким, ни очень дальним».

Гордон Уэст, которого вызвали после отчета баллистика, рассказал — ему велели не углубляться в подробности — историю, которую все и так знали.

Сумеет ли он оценить расстояние, с которого могли быть произведены выстрелы?

Он сумел лишь рассказать о том, где находился сам, когда послышались выстрелы. По его подсчетам, стрелок мог стоять в десяти-двенадцати метрах от них. Поскольку Уэст бежал значительно левее Корди, хотя в том же направлении, пули никак не могли задеть его.

Тут коронер, по просьбе полиции, приостановил следствие.

У жителей Стоук-Друида от изумления глаза вылезли на лоб. Несколько секунд после заявления коронера в зале царило напряженное молчание. Наконец, заговорил мистер Раш, торговец скобяными изделиями (лицо у него было слегка запачкано ржавчиной).

— Ну и ну! — воскликнул мистер Раш. — А как же анонимные письма?

— Сэр, они не относятся к данному дознанию. Позвольте напомнить, что следствие откладывается!

— Плевать мне на следствие! — заявил сидящий в противоположном углу Тео Булл. — Кому принадлежит пишущая машинка? Кто писал письма? Вы ни слова не сказали о машинке, только то, что ее прятали в голове у каменной Вдовы. Как будто мы без вас не знали!

— В последний раз, господа, напоминаю вам, что…

Если бы в тот момент коронер поступил недальновидно и приказал полиции очистить зал, последствия могли бы быть весьма плачевными.

— Господа, — сказал он, — я действую строго в рамках закона.

Публика было заворчала и затопала, но жители Стоук-Друида, как и все англичане, привыкли настолько уважать закон, что последнее заявление утихомирило недовольных.

Однако это не помешало жителям деревни позже устраивать митинги протеста — гораздо более шумные, чем тот, что последовал за знаменитой проповедью викария. Кто-то сбил с полисмена каску на улице, возле книжной лавки Данверса; однако Роберт, повинуясь приказам, не реагировал на оскорбление и не арестовал обидчика. В ночь с четверга на пятницу пабы — и в «Лорде Родни», и в «Голове пони» — были набиты до отказа.

В «Голове пони» речь держал Сквайр Уайат. Выйдя к стойке, он обратился к группе своих почитателей. Его густые волосы были так тщательно разделены на пробор и причесаны, что походили на парик.

Сквайр Уайат залпом проглотил треть кружки пива, отчего брюшко его заходило ходуном, и хватил кулаком по стойке.

— Послушайте, что я вам скажу, — объявил он, вытирая усы.

И именно в этот момент — возможно, это было совпадение, а возможно, и нет — в паб вошел инспектор Гарлик. Подойдя к бармену, он попросил налить ему с собой три кварты «Домашнего».

Из других интересных обстоятельств следует отметить, что сомерсетский выговор Сквайра Уайата куда-то исчез. Хотя говорил он грубовато и допускал крепкие выражения, речь его ничем не отличалась от речи любого сельского джентльмена, который якшается со своими нанимателями.

— Ходят слухи, — продолжал Сквайр, — что в понедельник, перед тем, как его подстрелили, Фред Корди побывал у меня дома. Наглая ложь! Я готов обозвать вруном любого паршивого легавого, который не побоится повидаться со мной.

Подняв голову, Сквайр посмотрел в запотевшее зеркало, висевшее над стойкой, отыскивая Гарлика, однако увидел лишь, как инспектор принимает от бармена бутылки.

— Вы слышали, — продолжал Том Уайат, обращаясь к поддакивающим слушателям, — что сказал молодой Уэст? Уэст сказал: ему показалось, будто Корди выбежал из кустов со стороны дорожки, метрах в двадцати-двадцати пяти от моего дома. Так оно и было! Я сам его видел.