Джозефина Тэй - Загадочные события во Франчесе

— Нет, я их давлю ногтем. Но у меня есть сестра, которая отлавливает их куском мокрого мыла.

— Мыла? — с искренним интересом переспросила миссис Шарп.

— По ее словам, они прилипают к мокрому мылу.

— Потрясающе. Про такой способ борьбы с блохами я не слышала. Надо попробовать.

Тем временем Марион старалась загладить пренебрежение, которое ее мать выказала к инспектору Хэллему:

— Вы отлично играете в гольф, инспектор.

Роберту вдруг почудилось, что все это сон, и что все эти нелепости не имеют значения, поскольку он вот-вот проснется и вернется в мир реальности.

Но на самом деле было вовсе не так: мир реальности вошел в дверь вместе с инспектором Грантом. Первым зашел Грант, чтобы видеть лица всех участников драмы. Следом вошли женщина-полицейский а девушка.

Марион Шарп медленно встала, словно для того, чтобы занять позицию для отхода, а ее мать осталась сидеть на диване в позе королевы, дающей аудиенцию, выпрямив, как ее учили в молодости, спину и сложив руки на коленях. Даже стоящие торчком волосы не умаляли впечатления, что эта женщина — хозяйка положения.

На девушке было школьное платье и школьные туфли на низком каблуке: в детской одежде она показалась Роберту моложе, чем он ожидал. Она была невысокого роста и не очень хорошенькой. Но что-то к ней располагало. Синие глаза были широко поставлены, лицо резко сужалось к подбородку.

Волосы были какого-то мышиного цвета, но образовывали красивую линию на лбу. Легкие впадины под скулами придавали лицу выражение беззащитности. Нижняя губа была пухлой, но сам рот слишком маленький. Уши тоже были слишком маленькие и слишком близко прижаты к голове.

«Обыкновенная девочка — на такую не обратишь внимания. Вовсе не подходит на роль героини в сенсационном судебном деле. Интересно, как она выглядит в другой одежде», — подумал Роберт.

Девочка остановила взгляд сначала на миссис Шарп, потом перевела его на Марион. В ее глазах не было ни удивления, ни торжества — в них даже не было особого интереса.

— Да, это они, — сказала она.

— Вы в этом не сомневаетесь? — спросил Грант. — Не забывайте, вы обвиняете их в серьезном преступлении.

— Нет, не сомневаюсь. Как я могу ошибаться?

— Эти две дамы держали вас у себя в доме, отняли у вас одежду, заставляли вас чинить постельное белье и били вас плеткой?

— Да, эти самые женщины.

— Какая удивительная лгунья, — заметила миссис Шарп таким тоном, каким говорят: «Какое удивительное сходство!»

— Вы утверждаете, что мы привели вас на кухню и там предложили кофе? — спросила Марион.

— Да.

— Тогда опишите кухню.

— Я не обратила на нее внимания. Большая кухня, каменный пол.

— А какая плита?

— На плиту я не обратила внимания. Но вот та женщина согрела кофе в голубой кастрюльке с синей полоской по краю и отбитой у донышка эмалью.

— Такую кастрюльку, наверное, можно найти на любой кухне в Англии, — сказала Марион. — У нас таких три.

— Вы проверили, она девственница? — спросила миссис Шарп тоном человека, берущего часы из починки: вы проверили, они точно ходят?

Все ошарашенно замолчали. Роберт отметил, что Хэллем весь передернулся, девушка покраснела, а Марион, вопреки его ожиданиям, не воскликнула что-нибудь вроде: «Мама! Почему это?» Она одобряет этот вопрос, или просто выходки матери ее уже не шокируют?

Грант с холодным неудовольствием ответил, что это не имеет никакого отношения к делу.

— Вы так думаете? — парировала миссис Шарп. — Если бы меня месяц не было дома, моя мать первым делом захотела бы узнать, сохранила ли я девственность. Ну ладно. Она нас опознала. Что дальше? Вы собираетесь нас арестовать?

— Нет, нет. До этого еще очень далеко. Я хочу отвести мисс Кейн на кухню и на чердак, чтобы проверить точность ее описания. Если все сойдется, я доложу своему начальнику, и мы решим, какие предпринять шаги далее.

— Вот как? Весьма благоразумно, инспектор, — миссис Шарп медленно поднялась на ноги. — В таком случае, если вы не возражаете, я пойду прилягу.

— И вы не хотите присутствовать, когда мисс Кейн будет… не хотите услышать, что…? — изумленно проговорил Грант — старуха сумела-таки вывести его из равновесия.

— Нет, не хочу.

Миссис Шарп, слегка нахмурившись, разгладила помятую юбку.

— Вот научились расщеплять атомы, а до сих пор никто не изобрел ткань, которая бы не мялась. Я ничуть не сомневаюсь, — продолжала она, — что мисс Кейн опознает чердак. Вот если бы она его не опознала — тогда бы я удивилась.

Она направилась к двери и, следовательно, к девушке; впервые за все это время у той на лице появилось какое-то выражение. Это было выражение испуга. Женщина-полицейский шагнула вперед и остановилась примерно за шаг до девочки. Секунд пять она молча и с очевидным интересом изучала ее лицо.

— Для истязательницы и истязуемой мы на удивление плохо знакомы, — наконец произнесла она. — Надеюсь, мисс Кейн, в ближайшие недели-две узнать вас получше.

Она повернулась к Роберту.

— До свидания, мистер Блэр. Надеюсь, мы и впредь будем придавать пикантность вашей жизни.

И, не удостоив остальных людей, собравшихся у нее в доме, даже кивка, миссис Шарп прошествовала в дверь, которую перед ней открыл Хэллем.

После ее ухода показалось, что сцена опустела.

«Потрясающая старуха, — подумал Роберт. — Так затмить угнетенную невинность!»

— Так вы не возражаете, чтобы мы показали Кейн кухню и чердак, мисс Шарп?

— Нет, конечно. Но прежде я хочу сделать заявление, которое я не успела сделать до появления мисс Кейн. Очень хорошо, что она здесь присутствует. Так вот: я никогда в жизни не видела эту девушку. Я никогда не приглашала ее в машину и никуда ее не подвозила. Ни я, ни моя мать не приводили ее в дом и тем более не задерживали ее здесь. Такова наша позиция. Надеюсь, вам ясно.

— Ясно, мисс Шарп. Вы полностью отрицаете все, о чем рассказывает мисс Кейн.

— Полностью, от первого до последнего слова. А теперь пойдемте, я проведу вас на кухню.

Марион повела Гранта, мисс Кейн и Роберта осматривать дом, а Хэллем и женщина-полицейский остались ждать их в гостиной.

Побывав на кухне, которую девушка без колебаний опознала, они поднялись по лестнице до первой площадки. Тут Роберт сказал:

— Мисс Кейн говорила, что во втором пролете лестницы ступени «жесткие», но я вижу, что они и дальше застелены дорожкой.

— Только до поворота, — сказала Марион. — До того места, которое еще видно снизу. Дальше идет плетеный половик. В викторианскую эпоху таким образом наводили экономию. В наше время бедные люди покупают ковровую дорожку подешевле. Но в те времена главное было — пустить пыль в глаза соседям. Так что лестницу покрывали дорогой ковровой дорожкой, но только до того места, которое видно снизу и ни дюйма дальше.