Кейт Саммерскейл - Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

Всего через две недели после начала следствия Янгмен предстал перед судом в Олд-Бейли. «Выглядел он совершенно невозмутимым, — сообщает „Таймс“, — демонстрировал исключительное хладнокровие и выдержку… не выказывал ни малейшего волнения». Услышав вердикт присяжных — «виновен», — он заявил: «Я ни в чем не виноват», — отвернулся и решительно поднялся со скамьи подсудимых. Ссылки на невменяемость были отвергнуты, и Янгмена приговорили к смертной казни. Едва вернувшись в камеру, он потребовал принести ему ужин и поел с большим аппетитом. Пока он ожидал исполнения приговора, некая дама прислала ему в тюрьму религиозный трактат, выделив в нем места, относящиеся, по ее мнению, к данному делу. «Лучше бы она мне прислала чего-нибудь поесть, — заметил Янгмен. — Я бы не отказался от какой-нибудь дичи или куска маринованного мяса».

Участие Уичера в уолвортском деле осталось практически не замеченным прессой, продолжавшей негодовать по поводу его действий в Уилтшире. Огрызаться он мог только репликами в адрес корреспондентов, продолжавших заваливать письмами в Скотленд-Ярд; на публике же предпочитал хранить молчание.

За день до начала суда, 15 августа, над Янгменом, Уичер стал объектом резкой критики в парламенте. Сэр Джордж Бауэр, католик, один из ведущих парламентариев в палате общин, сетовал на низкий уровень работы английской полиции, избрав в качестве козла отпущения Уичера. «Недавнее следствие по делу об убийстве в доме на Роуд-Хилл, — заявил он, — стало ярким примером несостоятельности некоторых наших полицейских. Оно было поручено инспектору по имени Уичер. Основываясь на ничтожных уликах — собственно, на одном только факте исчезновения ночной рубашки, — он арестовал юную даму, живущую в доме, где было совершено преступление, и заверял судей, что для представления доказательств ее вины ему будет достаточно нескольких дней». Далее Бауэр обвинил Уичера в «совершенно непозволительной манере ведения следствия», напомнил, что «после всех его хвастливых заявлений о том, что-де, улики будут предъявлены, суд освободил обвиняемую из-под стражи». Министр внутренних дел предпринял вялую попытку защитить детектива, заявив, что «действия его были оправданны».

Общественное мнение, однако, было на стороне Бауэра.

«Мы считаем, что общее настроение может быть сформулировано следующим образом, — заявила „Фрум таймс“. — Офицер полиции, способный бездумно выдвигать столь тяжкое обвинение — обвинение в предумышленном убийстве, — а также давать обещание сделать то, чего он заведомо сделать не может, неизбежно вызывает недоверие».

«Версия Уичера не смогла пролить хоть какой-то свет на эту леденящую кровь тайну», — говорилось в газете «Ньюкасл дейли кроникл».

«Следует искать новые нити, дабы правосудие оказалось способным выбраться из этого лабиринта» — так прозвучал вердикт газеты «Морнинг стар», одновременно весьма скептически высказавшейся о «легкомысленных, в духе сплетен, совершенно бессодержательных показаниях школьницы», на которых Уичер строил всю свою версию.

«Бат кроникл» критически отозвалась о «сомнительных, на живую нитку сметанных рассуждениях, представленных в виде доказательства… Проделанный эксперимент отличается непозволительной жестокостью».

В статье, опубликованной в «Корнхилл мэгэзин», известный юрист сэр Джеймс Фитцджеймс утверждает, что цена действий, направленных на раскрытие убийства — вторжение полиции, нанесшее ущерб частной жизни людей, сделавшейся достоянием гласности, — бывает порою слишком высока: «Обстоятельства убийства, совершенного в доме Кентов, достойны пристального внимания, ибо могут служить прекрасной иллюстрацией того, насколько высока эта цена». Так как среди тех, кого можно было бы обвинить в неудаче следствия по делу об убийстве в доме на Роуд-Хилл, не нашлось более подходящей кандидатуры, чем Уичер, все упреки и достались ему. Каламбуря и играя на зловещих звуковых ассоциациях, связанных с именем детектива, «ученик Эдгара Аллана По» пишет в своей брошюре: «Констанс Кент признана невиновной, несмотря на все козни лондонских ведунов ». [79] Та же игра слов: Whicher — witchery (ведовство).

Одним из наиболее сокрушительных обвинений, выдвинутых в адрес Джека Уичера, был упрек в корыстолюбии. Детективы первого призыва нередко представали в образе эдаких не лишенных своеобразного обаяния авантюристов, не далеко ушедших от тех, за кем они гоняются. Эжен Видок, сам некогда преступник, а затем сыщик, чьи сильно сдобренные вымыслом мемуары переведены на английский в 1828 году, а еще тридцать лет спустя инсценированы и поставлены в одном из лондонских театров, не моргнув глазом сменил род деятельности, как только до него дошло, что это более соответствует его материальным интересам.

Традиция премирования детективов восходит к XVIII веку, когда тем, кому удалось поймать вора либо проявить себя в качестве информатора, выплачивались так называемые «деньги на крови». В августе 1860 года «Вестерн дейли пресс» брезгливо писала о «рвении (Уичера), подогретом обещанными воздаяниями». «Девайзес энд Уилтс газетт» опубликовала письмо некоего «судьи», уподобляющего Уичера Джеку Кэчу, печально знаменитому палачу XVII века, причинявшему своим жертвам неисчислимые страдания. «Снедаемый жаждой получить свои 200 фунтов, — пишет „судья“, — Уичер не вполне, видимо, отдавал отчет в своих действиях, когда заставил пятнадцатилетнюю девушку провести неделю в тюрьме для взрослых». Подобно многим, «судья» выражает явную неприязнь к выдвиженцу из пролетариев, вмешавшемуся в жизнь людей среднего класса. Детективы корыстны и некомпетентны, ибо они не джентльмены. Быть может, Уичер потому именно и вызвал общее негодование, что фактически занимался тем же самым, чем легионы читателей газет занимаются в своем воображении: подглядывал в замочную скважину, таращился по сторонам, вынюхивал, рылся в чужом белье, — словом, занимался чужими грехами и переживаниями. Люди Викторианской эпохи видели в детективе собственное отражение и, охваченные коллективным чувством отвращения к самим себе, ставили его вне общества, делали изгоем.

Порой, впрочем, звучали и голоса в защиту Уичера. Неизменно лояльная по отношению к нему «Сомерсет энд Уилтс джорнэл» писала, что просто некоему «хитроумному мошеннику» удалось посредством «ловких комбинаций» свести на нет ситуацию с пропавшей ночной рубашкой. В том же духе высказалась и «Дейли телеграф»: «Мы не можем вполне согласиться с мистером Эдлином, заявляющим, что жестоко было сажать на нары юную даму… Если верить адвокату Констанс, явно выдающему желаемое за действительное, то чрезвычайно важный вопрос, касающийся одной из принадлежностей ее гардероба, нашел удовлетворительный ответ. Но это не так. Где ночная рубашка?.. Вся ситуация выглядела бы совершенно иначе, если бы запачканную кровью одежду удалось отыскать. Иные из наших читателей, возможно, вспомнят историю жизни Беатриче Ченчи, точнее, окровавленный кусок ткани, как раз и оказавшийся недостающим звеном в цепи доказательств, самым трагическим образом обусловившим трагический финал».