Уолтер Саттертуэйт - Клоунада

— Гм-м, — промычал Нил, всматриваясь в горизонт.

Как я уже говорила, Нил был не слишком разговорчив.

— Нил, — сказала я, — во время вчерашнего нашего разговора ты упомянул о женщине, певице, у которой… была связь с твоим братом Ричардом.

Он снова взглянул на меня, моргнул, отвернулся и кивнул.

— Да. Астер Лавинг.

— Он все еще встречался с ней перед своей смертью?

— Нет. Он вообще встречался с ней совсем недолго. — Юноша слегка нахмурился. — А почему вы спрашиваете об Астер?

Я одарила его одной из своих самых очаровательных и самых притворных улыбок.

— Меня на самом деле интересует не Астер, — призналась я, — а Ричард. Из всего, что ты мне рассказал, можно сделать вывод, что он был человеком незаурядным.

Нил радостно улыбнулся, довольный, что я разделяю его уважение к покойному, и я почувствовала маленький, но резкий укол совести. Впрочем, этот укол тут же, и практически полностью, заглушило пинкертоновское чувство ответственности.

Нил сказал:

— Да, вы правы. Как я уже говорил, он был, наверное, самым поразительным из всех людей, каких я знал.

— Астер сама с ним порвала?

— Нет. — Он посмотрел вниз, поднял глаза, взглянул на меня. — Понимаете, дело в том, что Астер наркоманка. Она принимает наркотики в большом количестве. Но все равно она действительно славная женщина. Очень славная. Мне она всегда нравилась. И Ричарду тоже. Но он не употреблял наркотики. И ему не нравилось, что она этим занимается, понимаете?

— Странно, — заметила я. — А я со слов твоей мамы поняла, что Ричард и сам не брезговал наркотиками.

Нил явно удивился.

— Мама прямо так и сказала?

— Ну, должна признаться, скорее, какие-то ее слова навели меня на эту мысль. — Разумеется, прямо она ничего такого не говорила.

Он кивнул.

— Она не любила Ричарда. Считала, он плохо на меня влияет, (Пожалуйста, обрати внимание, что нянька, которая старалась вытянуть как можно больше фактов из Нила, весьма опрометчиво забыла о необходимости присматривать за другими детьми, которые в последний раз, когда она на них смотрела, подошли совсем близко к воде. Возможно, ты уже догадываешься, что случилось дальше.)

— Он что, правда употреблял наркотики? — спросила я Нила.

— Да, только кокаин. Это не очень страшно. Многие позволяют себе, во всяком случае, из знакомых Ричарда. И он нюхал его только для того, как он говорил, чтобы не заснуть и получить больше удовольствия от шампанского. — Он улыбнулся этому bon mot [27] Здесь — «тонкое замечание» (фр.). в надежде, что я тоже улыбнусь и разделю его мнение.

Я улыбнулась.

— Он тебе когда-нибудь давал кокаин? — спросила я.

— Нет. — Нил сказал это разочарованно, что было совсем не удивительно для юноши с таким образцовым кузеном, как Ричард. — Он сказал, что даст, когда я закончу первый курс колледжа.

Очевидно — вместо твердого братского рукопожатия и сердечного «Молодец!».

— Какой наркотик употребляла Астер? — спросила я.

— Героин. Ричарду это не нравилось. Астер… в общем, она кололась. Наверное, с героином иначе нельзя, но она не любила, гм, сама делать себе уколы. И это приходилось делать Ричарду.

— Как же она стала наркоманкой, — удивилась я, — если не умела колоться сама?

— Дело не в том, что она не умела. Ричард говорил, ей просто больше нравилось, когда ей делают укол, в смысле — мужчина. — Слово «укол» давалось ему нелегко. Оно и мне самой претило. Но я спокойно кивала, во всяком случае, мне так кажется; и тут вдруг ощутила, что меня, Сидмут и госпожу Эпплуайт разделяет огромное расстояние.

— Почему Ричард все это тебе рассказывал?

Нил пожал плечами,

— Мы дружили. Я знал его с детства. И он знал, меня интересует то же, что и его. В смысле поэзия. Книги и все остальное.

— А та, другая женщина. Которая умерла вместе с ним. Сабина?

— Да. Сабина фон Штубен.

— Она тоже была наркоманкой?

— Кажется, нет. Может, кокаин, но, как я уже говорил, кто его только не употребляет.

«Все? — подивилась я про себя. — И госпожа Эпплуайт? И архиепископ Кентерберийский?»

— Он давно ее знал? — спросила я.

— Не помню. Кажется, не очень. Он называл ее «новой подругой», когда представлял.

— И это, по твоим словам, было в феврале?

— Да.

— Л как они познакомились, знаешь? — спросила я. Прежде чем он успел ответить, я услышала вдалеке радостный детский визг и взглянула в сторону Мелиссы и Эдварда.

Они были там же, где и раньше, но начался прилив, и теперь Мелисса стояла по пояс в воде, и вода уже подбиралась к Эдварду.

Вода надвигалась так быстро, что пенящийся поток вперемешку с песком уже был в каких-то десяти метрах от той скалы, под которой мы сидели. И продолжал надвигаться, как жуткое чудовище, все ближе и ближе, а я сидела, окаменев от ужаса, и глядела на все, не веря своим глазам.

Эдвард и Мелисса веселились от души, прыгали и плескались в стремительно наступавшей воде. Хлопали по ней руками, брызгали друг на друга. Они промокли с ног до головы — вода ручьями стекала с их волос. Я все это разглядела, куда быстрее, чем ты, наверное, прочла эти строки, и вот уже я вскочила и как закричу:

— Эдвард! Мелисса! Выходите из воды, сейчас же!

А они только засмеялись, поглядели на меня — и опять плескаться.

— Эдвард! — крикнула я.

Он повернулся, снова засмеялся, сделал неохотное движение в сторону быстро убегающего берега, обо что-то споткнулся и вдруг исчез. Мелисса взвизгнула.

Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы до них добраться. Не помню, как я бежала по песку, входила в воду и шарила в ней руками. Казалось, я сразу оказалась там, схватила этот маленький серый, намокший комочек и выдернула его из грязного бурлящего моря. Где-то рядом кричали. Мелисса. Вода доходила мне уже до пояса, ноги промерзли до костей. Я уперлась ими в песок, борясь с течением, и буквально выдернула его голову из-под воды. Он вздрогнул, замахал руками, затем судорожно закашлялся, но я была вне себя от радости. Он был жив.

Однако мгновением позже радости у меня поубавилось: Эдвард вдруг начал извиваться как одержимый, царапаться, завывать и в панике цепляться за мои руки. Он ударил меня по лицу, и я оступилась. Потеряла точку опоры и ушла под воду, увлекая за собой Эдварда.

Я оказалась в центре грязно-серого вихря, холодного, как могила, как ночной кошмар, а в ушах у меня застыл страшный вой. На одно безумное мгновение я испытала тот же ужас, какой, наверное, испытывал Эдвард. Тут наконец я всплыла, отплевываясь и хватая воздух ртом. Эдвард снова закашлялся, завыл еще громче и пронзительнее и попытался с какой-то неимоверной силой погубить нас обоих.

— Тсс, — только и прошипела я.

Окажись я в таком положении одна, мне вряд ли угрожала бы серьезная опасность. Ведь прилив, в конце концов, нес меня туда, куда я и стремилась, к берегу. Будь я одна, я бы не сопротивлялась и дождалась, когда он вынесет меня прямо на дорожку, и оттуда выкарабкалась бы к воротам.