Найо Марш - Смерть пэра

P.P.S. Нет, если подумать, он слишком молод для этого!

Роберта улыбнулась и рассмеялась вслух. Она подняла глаза и увидела, что ее попутчик улыбается ей.

— Все идет как надо? — спросил он.

— Прекрасно, — ответила Роберта.

По мере того как уменьшалось расстояние между пристанью и кораблем, распадались узы, которыми связали пассажиров пять недель, проведенных на корабле. Они уже казались чужими друг другу, и последние их разговоры были вымученными и обрывочными. Сам корабль показался вдруг незнакомым. У Роберты даже среди всеобщего волнения и суматохи хватило времени ощутить себя поднадоевшей гостьей. Именно потому, что ее первое путешествие так понравилось ей, она почувствовала краткую грусть. Теперь между пассажирами и берегом оставалась только полоска грязной воды, а за барьером ждала толпа. Некоторые начали махать платочками. Роберта прилежно искала глазами среди тесно сгрудившейся толпы и уже успела решить, что ни Генри, ни Фриды там нет, как вдруг увидела их: они стояли поодаль и махали рассеянно и робко, как было свойственно всем Миногам. Генри выглядел совершенно таким, каким она его запомнила, но с Фридой за четыре года произошли поразительные перемены. Вместо неоформившейся школьницы Роберта увидела молодую двадцатилетнюю женщину, уже вышедшую в свет и выглядевшую так, словно каждый ее дюйм, каждый клочок одежды были тщательно выхолены. Как красива была Фрида и как чудесно накрашена! И как они оба с Генри отличались от всех, кто стоял на пристани! Генри был без шляпы, и Роберта, привыкшая к коротким новозеландским стрижкам, подумала, что волосы у него слишком длинные. Но он так мило смотрелся, когда махал ей рукой… Она видела, что он и Фрида задумали какую-то каверзу. Роберта радостно замахала им и смущенно оглянулась по сторонам. С борта уже бросили конец на берег. С внушительным грохотом были спущены трапы, и по ближайшему взошли на борт пятеро мужчин в котелках.

— Нас пока еще не пустят на берег, — сказал попутчик Роберты. — Обычно пускают не сразу. Господи помилуй, что там вытворяют на берегу эти двое? Они, наверное, помешанные! Только по смотрите на них!

Он показал на Генри и Фриду, которые, высунув языки и закатив глаза, молотили по воздуху руками и ритмично топали.

— Невероятно! — воскликнул мужчина. — Кто же это такие?

— Это мои друзья, — сказала Роберта. — Они исполняют «хака».

— Как-как?

— Это маорийская боевая пляска. Это они меня приветствуют. Совсем с ума сошли!

— М-да, — промычал попутчик. — Это точно. Роберта тихонько зашла ему за спину и тоже сделала несколько па «хака». На Генри и Фриду глазели все пассажиры на борту и большая часть встречающей толпы. Закончив танцевать «хака», они повернулись к кораблю спиной и наклонили головы.

— А теперь что они задумали? — спросил Роберту попутчик.

— Не знаю, — нервно ответила Роберта.

Барьер убрали, и толпа на пристани ринулась к трапам. На миг Роберта потеряла Миногов из виду. Люди вокруг засмеялись и стали показывать пальцами. Она увидела, что на борт поднимаются ее друзья. Теперь на них были носы из папье-маше и фальшивые бороды. Они оживленно жестикулировали.

— Ничего себе, интересные, должно быть, люди, — с заметным сомнением в голосе произнес попутчик.

Все пассажиры заторопились к трапам, и Роберта утонула среди людей гораздо выше ростом. Сердце у нее колотилось, она не видела ничего, кроме спин, и слышала вокруг только бессвязные приветственные выкрики. Вдруг она оказалась в чьих-то объятиях. К щекам ее прижались картонные носы и фальшивые бороды, она почувствовала запах духов Фриды и бриллиантина Генри.

— Привет, родная, — закричали Миноги.

— Тебе понравилось наше «хака»? — спросила Фрида. — Я сначала хотела, чтобы мы надели маорийские соломенные юбочки и выкрасились в коричневый цвет, но Генри настаивал, чтобы мы нацепили бороды, и я уступила. Как здорово, что ты приехала!

— Скажи мне, — важно начал Генри, — как тебе добрая старая Англия?

— Плавание было хорошее? — заботливо спросила Фрида.

— Тебя не тошнило?

— Ну что, поехали?

— Пошли, — сказала Фрида. — Пора. Генри говорит, что надо подкупить таможенников, чтобы они тебя пропустили первой.

— Притихни, Фрид, — скомандовал Генри. — Во-первых, это тайна, и это нельзя назвать подкупом. У тебя есть деньги, Робин? Потому что, боюсь, у нас нет.

— Да, конечно есть, — отозвалась Роберта. — Сколько нужно?

— Десять шиллингов. Я сам справлюсь. Если арестуют меня, это не так важно.

— Лучше сними бороду, — посоветовала ему Фрида.

Остальное утро прошло как во сне. В таможенном бараке пришлось долго ждать, к тому же там Роберта встретила тех пассажиров, с которыми уже попрощалась на корабле. Потом багаж перетаскивали в большую машину, где ждал шофер. Роберте сразу захотелось извиниться за свой огромный чемоданище. Девушка никак не могла приспособиться к таким стремительным переменам. Она смутно воспринимала широкую и грязную улицу, здания, казавшиеся невероятно убогими и мрачными, машины, которых становилось все больше и больше. Когда Фрида сказала ей, что это Ист-Энд, и что-то добавила насчет Лаймхауса и Поплара, Роберта почувствовала только легкое разочарование, что места эти оказались не столь романтичны, как связанные с ними легенды, что бедность и грязь ничем не напоминали о противозаконной роскоши, что улица — Генри сказал, что это Коммерческая улица, — выглядит под стать названию. Когда они выехали в Сити, Генри и Фрида указали ей на Мэншн-хаус, а потом предложили посмотреть на купола собора Св. Павла. Роберта послушно глазела в окно, но все, что она видела, казалось ей ненастоящим. Ей мерещилось, что она лежит на незнакомом берегу, а волны, одна за одной, накрывают ее с головой. Шум Лондона ошеломил ее больше, чем грохот океана. Мозги у нее совсем раскисли, она услышала собственный голос и засомневалась, осмысленно ли она говорит.

— А вот Флит-стрит, — сообщил Генри. — Ты помнишь детскую песенку: «Вверх по Лудгейтскому холму, вниз по Флитскому холму»?

— Да-да, — кивнула Роберта. — Флит-стрит.

— Еще ехать и ехать, — вздохнула Фрида. — Робин, ты знаешь, я собираюсь стать актрисой!

— Робин наверняка догадалась, — хмыкнул Генри, — глядя на твою походку. Ты заметила, как она ходит, Робин? Она словно касается земли мягкой лапкой, как кошка. Входя в комнату, закрывает дверь и приваливается к ней.

Фрида ухмыльнулась.

— У меня это просто великолепно получается, — заявила она. — Для меня артистизм — вторая натура.

— Она ходит в одно страхолюдное место, где обитают молодые люди в длинных шарфах, которые ерошат волосы и говорят Фриде, какая она потрясная.