Уолтер Саттертуэйт - Кавалькада

Я кивнул.

— Такие вот дела, — прибавил он и снова приложился к коньяку. — А неделю назад, когда наш дружок-приятель Гитлер приехал в Берлин, в него стреляли.

— Где именно? — спросил я.

— В Тиргартене. Это большой парк в центре города.

— Из винтовки или из пистолета?

— Из винтовки. Примерно с сотни метров, как нам сказали. Пуля прошла в каких-нибудь пяти сантиметрах.

— Что Гитлер делал в парке?

— Встречался с кем-то. — Кодуэлл поднял пухлую красную руку. — Только не допытывайтесь, с кем, потому что мы не знаем. — Он нахмурится, должно быть, потому, что не хотел признаваться в том, что ему что-то известно. — С кем-то из правительства, и это все, что нам удалось выяснить.

— Кто еще знал, что он будет в парке?

— Да, вопрос, конечно, вполне логичный. Как он сам думает, то есть Гитлер, о его поездке в Берлин знали всего несколько человек. И почти все они члены партии из Мюнхена. Вам придется с каждым из них побеседовать.

— Тогда зачем нам ехать в Берлин?

— Полицейское расследование в Берлине ведет сержант Биберкопф. Но партия ему не доверяет. Честно говоря, они вообще никому не доверяют в берлинском управлении полиции. Считают полицейских марксистами или сочувствующими. Может, так оно и есть. Вот они и обратились в агентство «Пинкертон». Решили, верно, раз мы частные сыскари, значит, сможем провести более тщательное расследование.

Его «мы» мне определенно понравилось.

Кодуэлл хлебнул еще коньяку. Потом взглянул на мисс Тернер и заметил:

— По нашим сведениям из надежных источников, Биберкопф неплохой полицейский. Но, поскольку в деле замешан таинственный «некто из правительства», ему пришлось проводить расследование с превеликой осторожностью. К тому же все, кого он должен допросить, находятся в Мюнхене, однако большинство из них вовсе не жаждет ему помогать.

Я уточнил:

— Значит, мы едем в Берлин, отправляемся на место преступления и связываемся с Биберкопфом. А затем едем в Мюнхен и опрашиваем членов их партии.

— Если коротко, да. Завтра на вокзале в Берлине вас встретит человек по имени Ганфштенгль. Эрнст Ганфштенгль. [6] Ганфштенгль, Эрнст Франц Зедгвик (Пуци) (1887–1975). Один из сотрудников А. Гитлера в 1920–30-х гг. Сын преуспевающего торговца произведениями искусства и американки. Окончил Гарвардский университет (США). Во время Первой мировой войны руководил в США отделением фирмы. После войны вернулся в Мюнхен. Быстро сблизился с Гитлером и вошел в состав его ближайшего окружения. Виртуозный пианист. В 1930-х гг. был назначен иностранным пресс-секретарем партии, а также возглавил отдел иностранной прессы в штабе заместителя фюрера. В марте 1937 г. покинул Германию. Во время Второй мировой войны служил при правительстве США экспертом по нацистской Германии. После окончания войны интернирован, по вскоре освобожден и вернулся в Германию. Автор мемуаров «Гитлер: потерянные годы» (1957). Как мне говорили, довольно приятный малый. Торгует предметами искусства. Он и введет вас в курс дела.

— Нам понадобятся деньги, — сказал я.

— Разумеется, Бомон, — терпеливо ответил Кодуэлл. — Понимаю. — Он полез в правый карман, достал картонную коробочку и положил ее на кофейный столик. — Патроны для вашего «кольта» калибра.32. Ведь вы не потеряли свою пушку?

— Пистолет? Нет.

Он сунул левую руку в карман пиджака и достал маленький пистолет.

— Еще один «кольт». Для мисс Тернер. — Он протянул ей пистолет. Мне было любопытно, как она на это отреагирует. Я знал, она прошла курс по обращению с оружием в Лондоне — это обязательно для всех лондонских сыщиков, но оружия в ее руках я еще никогда не видел.

Ей наверняка поставили высшую оценку на этих курсах. Она небрежно взяла пистолет, как будто это чашка чая. Большим пальцем отвела защелку магазина, левой рукой вынула обойму, той же рукой вставила ее обратно. И заглянула в казенник, чтобы убедиться, что там нет патрона.

— Купер считает, без «кольтов» нам никак не обойтись? — спросил я Кодуэлла.

— Оппозиционеры уже пустили в ход винтовку. И он не хочет рисковать.

Мисс Тернер вставила обойму обратно, задвинула затвор, поставила пистолет на предохранитель и положила на кофейный столик.

Кодуэлл сунул руну во внутренний карман и выудил оттуда довольно пухлый кожаный бумажник. Достал какие-то билеты и положил их на стол.

— Билеты на ночной поезд в Берлин, отдельные купе, первый класс.

— Какая роскошь! — заметил я.

— Не мне было решать. — Я ничуть не удивился. — Партийцы настаивали, — продолжал он. — Кстати, они и платят.

Он вынул из бумажника толстую пачку банкнот.

— Теперь насчет денег.

Кодуэлл вслух пересчитал деньги и положил их на стол. Купюры по двадцать долларов — всего на сумму пятьсот долларов. Большие деньги даже в Штатах. А в Германии, по нынешним временам, целое состояние.

Он достал из бумажника последнюю бумажку.

— Расписка, — объяснил он. — Вы должны ее подписать. Я встал, прошел через комнату и взял расписку.

Кодуэлл расстегнул пиджак, достал ручку и протянул мне. Я взял, расписался и вернул Кодуэллу расписку вместе с ручкой.

— Порядок, — заметил он. Полез в другой карман пиджака, достал английские паспорта и бросил их на стол.

— На всякий случай, — объяснил он. — Они на имя Макнилов, Джозефа и Шарлотты. Как отмечено в визе, вы прибыли в Роттердам два дня назад. Вполне сгодятся, если не копаться слишком уж дотошно. Однако будет лучше, если вам не придется ими пользоваться, разве что в случае крайней необходимости.

— В остальных случаях можно обойтись и без них, верно?

Кодуэлл взглянул на меня и кисло улыбнулся.

— И еще.

Я ждал. Мне тоже терпения было не занимать.

Кодуэлл сказал:

— Купер хочет, чтобы вы побольше разузнали об этом малом, Гитлере.

— Что именно?

— Все, что сможете. Что он за человек. Чего хочет для себя и для Германии.

— Кому это нужно?

— Я же сказал, Куперу.

— Куперу обычно хочется что-то узнать лишь в том случае, если это угодно знать кому-то еще.

— По-моему, это не ваша забота, так что не волнуйтесь.

— А я и не волнуюсь, просто интересно.

Еще одна холодная улыбка.

— Сделайте просто свою работу, и все будут счастливы.

— Это главная цель моей жизни, — заверил его я, — делать всех счастливыми.

Кодуэлл снова вздохнул. Терпеливо.

Похоже, до главной цели моей жизни мне было еще идти и идти.

Берлинский ночной поезд

Понедельник

14 мая

Guten Tag, [7] Здравствуй (нем.). Евангелина!

На самом деле все очень мило. Я еду одна в купе первого класса, здесь есть даже прелестный деревянный столик, который оригинально складывается и убирается, когда приходит проводник, чтобы постелить постель.