Андрей Зарин - В поисках убийцы

— Мигом, сейчас! Значит, и я послужу вам.

— Непременно! Самое главное для меня, чтобы вы сказали, госпожа ли Дьякова с ним или другая. На беду, я не знаю ее в лицо, а это очень важно. Во всяком случае, он сейчас обрабатывает богатую барыню. И шельмец же!..

— Я сию минуту! Куда же мы поедем?

— А поедем ко мне на квартиру. Здесь я снял номерок в меблированных комнатах. Там будут и Пафнутьев, и еще один мой помощник. Вот вчетвером сядем и все обмозгуем. Собирайтесь.

Прохоров оделся со скоростью пожарного, и они вышли из гостиницы. Борис Романович дорогой говорил спутнику:

— Хитрая, батенька, эта шельма! И сколько у него на душе преступлений, я и сказать боюсь!

— Но она… она жива? — нервничал Прохоров.

— Это вы мне скажете, — ответил Патмосов. — Я уже докладывал вам, что Дьяковой в лицо не знаю. Думается мне, что жива. Дама, которую сейчас обрабатывает этот негодяй, с виду высокая…

— Да, да, и Елена Семеновна высокая… И лицо такое оживленное; глаза смеются.

— Ну, это, может быть, так и было, а теперь, с позволения сказать, одна грусть. Ну, да вы увидите!

— Поезжай скорее, голубчик! — сказал Прохоров извозчику.

Сердце Прохорова сжималось. Что значили слова Патмосова? Быть может, Елена умирает; быть может, этот негодяй отравляет ее медленным ядом — она тает, и нет для нее спасения.

— Как вы думаете, что он с ней делает? — спросил он, обернувшись к своему спутнику.

— А это, дорогой мой, мы увидим. Ну, вот сейчас и поедем.

Они въехали в узкий переулок и недалеко от церкви Спиридония остановились подле убогого подъезда меблированных комнат «Китай-города». Прохоров расплатился с извозчиком и пошел следом за Патмосовым по узкой и грязной лестнице, тускло освещенной керосиновой лампой. Патмосов провел спутника в свой номер. Здесь за круглым столом сидели Пафнутьев с Алехиным. Прохоров изумленно посмотрел на Семена Сергеевича, одетого коридорным слугою, и с упреком сказал:

— Не стыдно вам?

Пафнутьев горячо пожал его руку.

— Что же могу я, Сергей Филиппович, если мне Борис Романович запретил? Я к вам всей душою, а он говорит: "Пусть подождет!"

— Ничего, ничего! Зато теперь все дело у нас, как облупленное яйцо, — и Патмосов засмеялся. — А они уже все поели и выпили, — сказал он, встряхивая почти пустую бутылку. — Ну, выпьем с вами, Сергей Филиппович, по единой, а потом станем разговаривать. Говорите только вполголоса. — Он налил две рюмки, чокнулся, выпил и представил: — Вот это — мой помощник Константин Иванович Алехин.

Алехин поспешно вскочил, шаркнул ногою и смущенно улыбнулся. Прохоров протянул ему руку.

— Ну, а теперь слушайте. Я доподлинно узнал, что негодяй Чемизов занимается гипнотизмом над своей жертвой. Завтра он должен прийти сюда утром. Вот поэтому-то я вас и пригласил сюда, так как утром вы могли бы попасться ему на глаза и испортить все дело; теперь же вы здесь проведете ночь, а с утра мы начнем наблюдения. Если мои предположения оправдаются, то, как только я подам сигнал, Семен тотчас поедет за доктором. Ты записал адрес? Петр Аркадьевич Переверзев. Я уже переговорил с ним обо всем. Константин Иванович неотступно будет следовать за этим инженером, а что касается нас с вами, то мы будем действовать сообразно обстоятельствам.

— А где она? — замирая, спросил Прохоров.

— Здесь! — и Патмосов указал на стену.

Сергей Филиппович вскочил, потом бессильно опустился в кресло. Голова у него закружилась: она здесь! Жертва наглого обманщика.

— Только вы уж сохраните спокойствие! — сказал Патмосов, словно угадывая его мысли. — Она спит. Сегодня я видел тяжелую картину. Он усыплял ее. В этом я мало понимаю, но догадался. И потом она отдала ему какие-то футляры.

— Значит, он постепенно отбирает ее вещи и ходит в ломбард закладывать их?

— Вот именно. По всем вероятиям, деньги он уже забрал. Что он будет делать завтра, хорошо не знаю, но кажется мне, что что-то решительное. Здесь мы его и зацапаем. — Борис Романович потер руки. — Ну, Семен, ты — кухонный мужик, иди к себе на кухню, а ты, Константин Иванович, беги домой. Вот твоя мзда, — Патмосов подал ему десять рублей, — и чтобы завтра утром, часов в восемь, ты уже был тут. Понял? Ну, и отлично! А мы с Сергеем Филипповичем расположимся на ночевку.

— Вы ложитесь на постель, — обратился Патмосов к Сергею Филипповичу, когда все ушли, — а я здесь, на диване.

— Зачем? Нет, уж вы, Борис Романович, ложитесь, как всегда, а я могу и не ложиться.

— Что нам с вами спорить? Говорю, ложитесь, и все.

— Нет, у меня не сон на уме, — сказал Прохоров, опуская голову.

— Да. Завтра решится важный вопрос — она или не она. Если не она, то это — уже третья жертва этого негодяя: Коровина — раз, Дьякова — два и эта — третья…

— Ужасно! Как такой мерзавец может жить?

— Ну, как говорит пословица: "Как веревку ни вить, а концу быть". Вот и пришел конец! Быть бычку на веревочке. Вот и попался! Ну, извините меня!.. Беру свою дорожную подушку и ложусь. — Патмосов бросил на диван подушку, снял сюртук и жилетку и прикрылся пледом. — Ложитесь и вы, — нетерпеливо сказал он Прохорову.

Сергей Филиппович ушел за занавеску. Патмосов загасил огонь и вскоре заснул, оглашая комнату храпом. Но Прохоров спать не мог. Мысли вихрем проносились в его голове; кровь приливала к вискам, когда он думал, что, быть может, завтра не увидит Дьяковой, что она уже погибла, и ему, как Семечкину, остается только месть. Не менее ужасно, если, будучи во власти Чемизова, она навсегда потеряла здоровье. У Сергея Филипповича разгоралась ненависть к Чемизову, потом злоба сменялась жалостью и нежной любовью к Дьяковой, а при мысли, что, может быть, она здесь, за стеною, сердце его замирало в тоске, и он нетерпеливо ждал дня. А рассвет все не наступал, и ночные часы тянулись томительно долго. Наконец Прохоров заснул, но тревожны были его сновидения, и он метался и стонал.

— Ну, дорогой, пора вставать и чай пить! — услышал он сквозь сон голос и открыл глаза. — Вставайте, вставайте, — говорил Патмосов, стоя подле его кровати, — напьемся чаю и станем на страже. Уже девять часов.

Прохорову казалось, что он спал всего несколько минут. Он быстро поднялся, освежил лицо холодной водою и сел к столу, на котором уже кипел самовар. Алехин сидел за столом, шумно потягивая с блюдца чай в ожидании приказаний Патмосова. Прохоров поздоровался и присоединился к чаепитию.

В дверь раздались три условных стука.

— Пришел! — шепотом сказал Патмосов, поднимая палец. — Теперь внимание! Пожалуйста, дорогой, — обратился он к Сергею Филипповичу, — воздержитесь от всяких возгласов. Вот дырка. Взгляните и, если увидите женщину, скажите, Дьякова это или нет. Сапоги лучше снять.

Прохоров снял сапоги, подошел к стене и жадно приник глазом к просверленному отверстию. В ту же минуту он обернулся к Патмосову с взволнованным лицом и трижды кивнул ему головою.