Найо Марш - Смерть в день рождения

Он помолчал немного, а потом сказал:

— Совершенно верно, но все же… — Услышав голос жены, он вздохнул, поставил баллон на место и, повернувшись, оглядел такую знакомую комнату.

Появилась мисс Беллами в сорочке, подаренной Флоренс. Войдя, она остановилась в выжидательной позе в освещенном солнцем квадрате, не подозревая, какую дурную услугу оказывает ей яркий свет.

— Взгляни-ка на мой потрясающий наряд! — воскликнула она. — Подарок Флоренс. Новый туалет для новорожденной.

Она блестяще играла комически-пикантную сценку в духе французских фарсов, не замечая, что на сей раз роль не вполне удалась.

Голос, который она когда-то называла обворожительным, ответил:

— Великолепно. Очень мило со стороны Флоренс.

Предосторожности ради он переждал еще немного, а затем сказал:

— Ну что ж, дорогая, оставляю тебя священнодействовать наедине.

И направился вниз к ожидающему его одинокому завтраку.

Никаких оснований для приподнятого расположения духа у Ричарда Дейкерса не было, зато было множество причин для обратного. Тем не менее пока он ехал на автобусе, а затем шел пешком к Пардонез-плейс, он почувствовал тот особый импульс, который способен дать только Лондон, и его настроение резко подскочило вверх. На переднем сиденье наверху двухэтажного автобуса он ощущал себя фигурой на носу корабля, рассекающего потоки Кингз-роуд. Он одновременно властно возвышался над своим кораблем и был его частью. Перед магазинами Челси было множество тюльпанов, а сойдя с автобуса на углу Пардонез-плейс, он увидел свою знакомую цветочницу, тоже окруженную ведрами с еще не раскрывшимися цветами.

— Доброе утречко, дорогуша, — заговорила цветочница. — Денек-то какой чудесный!

— Просто божественный, — согласился Ричард. — И шляпка, как нимб над вами, миссис Тинкер.

— Потому как соломенная. Всегда надеваю соломенную во вторую субботу апреля.

— Великолепная Афродита, пребывающая в раковине, не сказала бы лучше. Я возьму две дюжины желтых.

Она завернула тюльпаны в зеленую бумагу:

— С вас десять шиллингов.

— Просто разорение, — пошутил Ричард, протягивая ей одиннадцать шиллингов. — Обираете до нитки! Да уж пропадай все. Правда, миссис Тинкер?

— Вот уж верно, дорогуша, не все ли равно. Леди, возьмите тюльпанчиков! Чудесные тюльпаны!

С цветами в руках и с папкой под мышкой Ричард вышел на площадь Пардонез-плейс, повернул направо и подошел к двери «Пегаса», дома георгианского типа с полукруглым фасадом, в котором Октавиус устроил книжный магазин. Жалюзи уже были подняты, парусиновый навес опущен, на витрине лежало первое издание ранних итальянских комедий, а в глубине висела большая кукла-марионетка, изображающая негра, наряженного в полосатое шелковое одеяние. Дальше за стеклом в глубине лавки Ричард различил очертания трех великолепных полированных старинных кресел, очаровательный стол и бесконечные ряды книжных полок. Среди сокровищ дяди бродила Анелида Ли, а за ней по пятам следовал Ходж, их кот. По утрам, когда в студии не было репетиций, она помогала дяде. Анелида надеялась, что выучится на актрису. Ричард, хорошо разбиравшийся в театральных делах, был уверен, что она уже стала ею.

Он открыл дверь и вошел.

Анелида занималась уборкой, поэтому на ней был черный халат — одежда, которая редко бывает кому-то к лицу, а на голове повязана белая косынка. Глядя на нее, Ричард подумал, что встречается иногда редкий тип красоты, которую чем меньше украшают, тем больше она от этого выигрывает. Анелида относилась именно к этому типу.

— Привет, — заговорил он. — А я принес немного тюльпанов. Доброе утро, Ходж. — Кот едва удостоил его взглядом и, задрав хвост, удалился.

— Как мило! Но сегодня не мой день рождения.

— Не важно. Просто сегодня прекрасное утро, а миссис Тинкер надела свою соломенную шляпку.

— Вы мне доставили огромное удовольствие. Подождите минуту, я пойду принесу для них вазу. У нас где-то был зеленый кувшин.

Анелида ушла в заднюю комнату. На лестнице послышалось знакомое постукивание. Опираясь на черную палку, спускался ее дядя Октавиус — высокий человек лет шестидесяти с лишним, с копной седых волос и проказливым лицом. У него была манера смотреть на собеседника уголками глаз, как бы приглашая его убедиться, какой он озорной мальчишка. Был он довольно обидчив, широко эрудирован и худ до прозрачности.

— Доброе утро, дорогой Дейкерс, — поздоровался он с Ричардом и, увидя тюльпаны, дотронулся до одного из них бледным пальцем. — Жаль, что искусство не может создать столь изысканной простоты. А природе больше нечего к этому добавить. Как чудесно, что их красота не усложняется запахом. А мы, кстати, отыскали кое-что для вас. Очень милая вещица и, я надеюсь, как раз подойдет, хотя и дороговата. Скажите, как вам это понравится?

Он раскрыл сверток, лежащий у него на столе, и отступил в сторону, давая Ричарду возможность получше рассмотреть картину.

— Видите, здесь изображена травести — мадам Вестри в роли мальчика, — он взглянул на Ричарда уголками глаз. — Заманчивые на ней штанишки, как думаете? Полагаете, это понравится мисс Беллами?

— По-моему, не может не понравиться.

— О-очень редкая штука. Хотя рама современная. Обойдется в двадцать гиней.

— Она моя, — ответил Ричард. — Вернее, Мэри.

— Решаетесь? Тогда извините меня на минутку. Я попрошу Нелл покрасивее ее упаковать. Где-то у нас была старинная золоти стая бумага. Нелл, дорогая! Пожалуйста!

Стук палки замер в глубине дома, и вскоре появилась Анелида, неся зеленый кувшин и изящно завернутую картину. Ричард похлопал по своей папке:

— Догадываетесь, что здесь?

— Неужели… неужели пьеса? Не может быть! «Бережливость в раю»?

— Только что от машинистки, — он смотрел, как ее тонкие пальцы перебирают тюльпаны. — Анелида, я собираюсь показать ее Мэри.

— Лучшего дня и не выбрать, — горячо начала она, но видя, что Ричард не отвечает, спросила. — В чем дело?

— В ней нет для нее роли, — признался он.

Помолчав немного, она спросила:

— Да, роли нет, но разве это важно?

— Это может стать важным. Конечно, если речь пойдет о постановке. А кстати, Тимми Гантри посмотрел ее и одобрительно хмыкнул. Ну а от Мэри не знаешь что ожидать.

— Но почему? Я не понимаю…

— Это довольно трудно объяснить, — пробормотал он.

— Вы только что написали для нее новую пьесу, и она от нее в восторге, не так ли? Эта же — совсем другая.

— И лучше, правда? Вы ведь читали ее.

— Несомненно, лучше. Они совершенно разные. Любой это заметит.

— Да, Тимоти Гантри она понравилась.

— Ну вот, видите. Пьеса не похожа на прежние. Неужели мисс Беллами не поймет этого?