Элен Макклой - Шаг в четвертое измерение

— Вы правы.

Стоктон пустил по кругу свой портсигар.

— Я разговаривал с пожарными, которые вытащили его из-под обломков. Они не заметили ничего необычного.

Повернувшись к Шарпантье, я спросил:

— А каковы успехи Джонни в учебе? Он быстро соображает?

— Средний уровень. Особые способности проявляет во французском, латинском языках, математике. Труднее с немецким. Вот все, чему я его обучаю. Может, у него выработалась безотчетная неприязнь к немецкому, языку нацистов?

— Вы, по сути дела, были единственным, кто видел, как Джонни растворился в воздухе у вас на глазах. Как это произошло?

Пухлые губы Шарпантье медленно растянулись в безжизненной улыбке.

— Звучит, как колдовство, не правда ли? Кажется, старик Ангус Макхет, наш помощник по охоте и рыбной ловле, придерживается такого мнения. В странах кельтов, как известно, горы полые, и в них могут обитать эльфы и лешие. Если на склоне кто-то пропадает, особенно ребенок, то несомненно он отправляется в эти пустоты. Разве Пьер Пайпер не водил детей Гамлина в гору, полую внутри? Она открывалась и закрывалась, хотя там не было видно никаких следов ни входа ни выхода.

— Это — тевтонское, а не кельтское сказание, — вставил Стоктон. — И эти заколдованные дети никогда больше домой не возвращались, не так ли?

— Нет, по словам Ангуса Макхета, они возвращаются. Но становятся после этого… совсем другими. Вот почему их называют «подменками». Считается, это — дети, подкинутые эльфами взамен похищенных.

Шарпантье бросил многозначительный взгляд на Стоктона.

— Изменился ли Джонни? — задал я вопрос. На него мне ответил Шарпантье:

— Да, мистер Данбар, он становится все более возбужденным и раздраженным всякий раз, когда пытается совершить побег. Что касается его последней выходки, то вот факты: это произошло в один из тех дней, когда светит солнце, дует ветер, облака несутся, как шальные, по небу, а их постоянно меняющиеся тени порождают на земле рябь, словно на море. Мы сидели на берегу реки, а склон позади нас — это сплошное болото. Джонни находился от нас на расстоянии приблизительно четверти мили, — его маленькая фигурка медленно продвигалась вперед по болоту. Я бросил на него взгляд, пытаясь определить, долетит ли до него мой голос, но, прежде чем я открыл рот, он вдруг исчез, его не было на прежнем месте… Однажды я обедал с магом в Париже. Он умел удалять фалангу пальца. Я пристально в нее вглядывался, она все время была на месте, и вдруг — бац — больше ее там не было. Вот Джонни провалился точно так же.

— Вы уверены, что бегущие облака в эту минуту не нарушили вашей способности видеть, не исказили зрительную картину?

— Я был готов к этому вопросу. Поэтому счел делом чести рассказать об облаках. Даю вам слово, что в этот момент облаков на небе не было. Вы знаете, каким бесцветным и безжизненным предстает пейзаж, когда они проплывают над головой, и как все оживляется и озаряется, когда они уплывают прочь? Я ведь тоже не мог этого не заметить.

— И что же затем произошло?

— Я сообщил об этом другим. Они тоже его не видели. Мы пошли вверх по склону. Когда подошли к тому месту, где я в последний раз видел Джонни, его там не оказалось, никаких следов, — только солнце, ветер и вереск под ногами. Да тетерев в пустынном небе, которого мы невзначай вспугнули.

— Все это место казалось удивительно… пустынным, — добавил Стоктон. — Джонни мог сделать шаг в четвертое измерение. Его возвращение без всяких объяснений на сей счет все, на мой взгляд, проясняет. Вероятно, он сам не отдавал себе отчета в том, что с ним произошло.

— Джонни не вернулся сам, — заметил я. — Его принесли.

— Может, вы узнали нечто большее во время разговора с ним? — спросил с отчаянием в глазах Стоктон.

Я не мог ему откровенно рассказать о жестоком цинизме Джонни. Поэтому я попытался объяснить ему все косвенным путем.

— У мальчика довольно своеобразные для его возраста литературные вкусы. Он читает Уго Блейна.

— Уго Блейна?! — воскликнул Стоктон. — Я уже позабыл о его существовании, ведь он вышел из моды окончательно. Мне всегда казалось невероятным, чтобы невежественный человек занимался серьезными проблемами с таким апломбом и успешно все сумел провернуть.

— Если вы называете себя философом, то можете провернуть все, что душе угодно, — возразил я. — Но все же я был страшно удивлен, обнаружив в комнате Джонни книгу Блейна. Это слишком неудобоваримая пища для его желудка.

— Думаю, что за это несу ответственность я, — произнес Шарпантье. — В Лондоне у букиниста я купил потрепанный том. Наверное, Джонни взял мою книгу.

— Значит, это вы читаете Блейна! — воскликнул Стоктон, которого это открытие скорее позабавило, чем удивило. — Ради чего, черт подери?

— Потому что я случайно встретился с ним около года назад.

— Я думал, он давно умер, — сказал Стоктон с явно возрастающим интересом. — Где же это было? Чем он занимается?

— Это произошло в Риме, и он — вы не поверите — обследовал содержимое мусорной кучи в надежде отыскать в ней что-нибудь съедобное.

Таким образом, Уго Блейн, чья философия с презрением отвергала экономическое толкование истории, в конечном итоге убедился, что он не прав. Для того чтобы это случилось, потребовался всемирный катаклизм. И я получил определенное удовлетворение, что такие отвратительные претензии в стиле барокко потерпели крах.

— Надеюсь, он теперь вернется в Америку? — спросил Стоктон.

Я отрицательно покачал головой.

— Он не может вернуться.

— Разве он американец? — выразил свое удивление Шарпантье. — Я всегда считал его англичанином, живущим на Европейском континенте.

— Он родился в штате Небраска, — пояснил я. — Он никогда не рекламировал этот факт, а в настоящее время мы испытываем гораздо больший стыд из-за него, чем он когда-то из-за нас.

— Кажется, он был кем-то вроде американского вишиста [3] Виши — название французского фашистского коллаборационистов режима в период оккупации Франции нацистами (июнь 1940—август 1944). Символ предательства. ? — спросил Шарпантье.

— Называйте его как угодно, но никаких обвинений на законном основании против него все равно выдвинуто не будет. Он был для этого слишком умен.

Когда я направился к двери, за мной увязался Шарпантье. Теперь, казалось, все вокруг исчезло, — и небо, и горы. Даже деревья были закрыты от взора летучим туманом, белым, как пар.

— При такой погоде и заблудиться недолго, — сказал Шарпантье. — Я провожу вас. Я знаю эту местность как свои пять пальцев.

Во время этой странной прогулки мы, по сути дела, были отрезаны от мира. Впереди не было видно горизонта, который наполнял бы нас чувством протяженного пространства, не было вместе с ним и чувства глубины, никаких наземных вех, чтобы указать нам направление. Во всей Вселенной, казалось, были только мы двое и узкая полоска земли под ногами.