Орсон Уэллс - Мистер Аркадин

— Да, — сказал Аркадин с оскорбительным равнодушием. — Большего он не стоил.

Ну, это уж слишком. На меня сразу сошло спокойствие. Я сунул в чемодан вещи, которые держал в руках. Но в глубине души у меня кипело.

— Верно. Я больше не стою. А вы, мистер Аркадин? Какова ваша цена? Двести тысяч швейцарских франков?

Аркадин не шевельнулся, но Райна подошла ближе и стала между нами. Она была нашей ставкой в игре. Я махнул было рукой, чтобы она отошла в сторону, но тут поймал выражение ее глаз. Очень заинтересованное. Ей нравилось, что я наконец-то начал действовать; в этой дикой игре не на жизнь, а на смерть, которую я вел с ее отцом, она готова была встать на мою сторону. Она хотела моей победы. И я ринулся в бой.

— Вот откуда пошло ваше баснословное богатство! Ты в курсе, Райна? С этих самых двухсот тысяч швейцарских франков!

Неожиданная смелость вдруг подвела меня. Я забыл, что хотел сказать. В Испании я видел, как матадоры теряют чувство страха под взглядами женщин. И тогда на второй или третьей атаке они попадают на рога, и спасения нет. Случалось, правда, и так, что их безумная отвага награждалась, у быка кончалось дыхание, и он сдавался.

Аркадин сделал выпад, недостойный его. и это выдало его смятение.

— Если вы надеетесь получить эти пятьдесят тысяч…

Боже, что за жалкий трюк для такого гиганта! Я не мог сдержать улыбку. В глазах Райны мелькнули разочарование и упрек. Но они были обращены не ко мне. К нему. Я не изменил своей дерзкой манеры.

— Послушайте. Аркадин. Мы заключили с вами сделку. Вы как будто имеете представление о том. как ведут себя в подобных случаях. И отлично знаете, что деньги есть деньги на любом языке. Мне необходима как раз эта сумма, чтобы развязаться с вами.

Я забавлялся, как жонглер, выполняющий сложный трюк и наслаждающийся собственным умением.

— Как вы считаете, я могу сделать предложение вашей дочери, не имея за душой ни цента? Эдак оно будет выглядеть, будто я охочусь за ее приданым.

Тут уж сдержанность изменила им обоим. У отца вырвался возглас негодования, а дочь с неподдельной детской радостью выкрикнула мое имя.

По правде, я никогда не думал жениться на Райне. Сама мысль об этом не приходила мне в голову, слишком она была безумной.

Такой парень, как я. И такая девушка, как она. Я бросил им эти слова просто так, для эффекта. Это была мулета матадора, развевающаяся перед носом Аркадина, от ярости лишившегося дара речи. И такое невозможное заявление получило поддержку. Как синьорита бросает на арену розу. Райна бросила мое имя. Краска начала заливать ее щеки. Клянусь, она расчувствовалась, как школьница. Она приняла это всерьез. Решила, что я могу на ней жениться. Ну а почему бы и нет? Она увлечена мной. Это несомненно. И я любил ее, клянусь Богом, любил. Я с ума сходил по ней; на все был готов ради нее. Единственное, чего я не мог, — это вновь потерять ее. Смешно. Все эти месяцы я лелеял в душе воспоминания о Райне. Не увядающие, не покидающие меня воспоминания. Но я не задумывался о будущем. Где-то на донышке души теплилась надежда на чудо. Например, на такую вот встречу, после которой я никогда не оставлю ее. И Аркадин ничего с этим не поделает. Все, что он мог, он уже сделал, показав ей секретное досье на желтой бумаге, на которое она почти не обратила внимания. Она потеряла меня — и отправилась искать. Она пришла ко мне. забыв про гордость, и, стоило мне протянуть руку, она упала в мою ладонь, как созревший плод. Бедный старый Аркадин, с его миллионами, его идеями, его властью. Все это не поможет ему. Я торжествовал, бросая вызов его неприступности, оскорбляя его за то ледяное презрение, которое он проявлял ко мне.

— Все говорит за то, что эти двести тысяч швейцарских франков, ваш первоначальный капитал, был добыт нечестным путем. Вскоре я надеюсь раскрыть секрет вашей блистательной карьеры, и как знать, может, узнав рецепт, и сам сделаюсь Аркадиным.

Медленно, хотя в комнате было тепло. Райна завернулась в свой мех. Выражение лица ее было твердое и изучающее, как тог да, когда она наблюдала процессию кающихся в Сан-Тирсо.

— Ты слышала, Райна? — тяжело уронил Аркадин. В его глухом голосе мне слышалось признание собственного поражения. — И ты любила этого человека. Грязный шантажист.

И как только он еще недавно мог производить на меня такое грандиозное впечатление! Я чувствовал себя Давидом, сражающимся с Голиафом, которого неминуемо ждет поражение. Райна покачала головой.

— Разве я говорила, что люблю его?

Она произнесла эти слова каким-то странным голосом, будто речь шла о чем-то незначительном. Настал мой черед ощутить удар, нацеленный прямо в меня.

— Так ты его не любишь?

У него появилась надежда. Впрочем, серьезно ли Райна сказала эти слова? Мне надо было только подойти к ней, обнять, сделать то, что я не смог тогда, в Испании. Она была моей.

— Ты ведь не любишь его, правда, Райна?

В его голосе звучала тревога. Она не спешила разуверить его, в ней не было жалости. Она думала только о себе и обо мне.

— Ты говоришь, он шантажист? Я думаю, дело в другом. В том, что ты заплатил ему, чтобы он держался подальше от меня.

Удары ниже пояса не запрещены в той игре, в которую меня вовлекли. Я не мог позволить себе роскоши щепетильничать.

Я солгал.

— Я никогда не говорил, что откажусь от тебя, Райна. Да, я принял это странное поручение — расследовать его прошлое. Необычно, не так ли? Конечно, из-за денег. Потому что только так мог вернуть тебя, Райна, и иметь хоть что-нибудь, чтобы оплатить хотя бы свадебное путешествие.

Загадочное расследование, со всем наполнявшим его отчаянием и ужасом, поглотившее меня целиком, я сразу отбросил как ненужный хлам. Мне необходимо было убедить Райну, и я понял, что тот набор мелких уловок и хитростей, который обычно идет в дело в таких случаях, пройдет и на сей раз. Она исчерпала свою иронию и устала от недоверия. Хотела верить мне. Хотела переиграть своего отца. Опять зазвонил телефон. Мне напомнили, что аэропорт далеко и было бы неразумно откладывать отъезд. Но я уже был почти готов. Мне оставалось застегнуть ремни, что я и сделал с лихорадочной поспешностью. Некоторая суетливость лишь придала финалу естественность и подготовила мой благополучный уход.

— Тебе в самом деле необходимо уехать? — спросила Райна.

Она сделалась похожей на Мили. Еще час назад мысль о том,

чтобы покинуть ее, была для меня невыносимой. Теперь же я застегивал широкий ремень пальто, как воин, перепоясывавшийся мечом, с тем мужественным и радостным воодушевлением, которому так подойдут лаконичные слова утешения для той, что должна остаться дома за прялкой.

— Да, дорогая. Но я скоро вернусь и больше никуда не уеду. Встретимся в Париже.