Орсон Уэллс - Мистер Аркадин

Спокойно, даже не взглянув на меня, Райна сняла мою руку со своей талии, но между нами оставалась все та же дистанция в четверть дюйма. Ее рука, которую я держал в своей, была расслабленной, безразличной, а ту, что лежала на моем плече, я просто не чувствовал. Ее глаза продолжали блуждать по залу с выражением снисходительного любопытства. Наверное, и меня она воспринимала как часть этого зрелища, организованного исключительно для ее развлечения. Но в танце она послушно мне повиновалась. Когда партнерша, танцуя, в точности понимает и предвосхищает каждое ваше движение, между вами возникает особая интимная связь, наслаждение близостью.

Райне нравилось танцевать со мной. Она уже не так высоко задирала свою гордую головку. Шея ее томно изогнулась. Щека касалась моей. Я посмотрел в ее глаза. Они блестели.

Никогда еще женщина не интересовала меня так сильно. Она была моим шансом, единственным шансом, выйти на связь с Аркадиным, и если я его упущу… Хотел бы я знать, интересовала бы она меня так же сильно, если б носила другую фамилию, была бы просто Райной?

Я задержал дыхание. От женщин мне известно, что нет ничего смешнее мужчины, пыхтящего, как загнанный пес. Я боялся слишком близко прижать ее к себе, хотя тепло ее тела под легким шелком волновало меня. И еще я счел за лучшее молчать. А оркестр все играл и играл один танец за другим, мягко меняя ритм, переходя от танго к румбе, а потом к блюзу. Все шло хорошо, наши тела понемногу привыкали друг к другу, и она постепенно расслаблялась, как пловец, осваивающийся в холодной воде. Что-то между нами происходило, что-то невыразимо упоительное.

Я почти забыл, что Рутли не навечно застрял в кабине, ожидая разговора с Лондоном. Она как будто тоже не вспоминала о его существовании.

Пройдя через весь зал, к нам подошел официант.

— Мадемуазель Аркадин?

Она подняла одну бровь в знак недовольства.

— Месье Аркадин просит передать, что уже поздно. Выражение лица ее изменилось. Она сразу превратилась в маленькую девочку, которой хорошо живется, но в чьем облике читался страх. Она внезапно так отдалилась от меня, как будто мы никогда и не были вместе. Она оставила меня так же небрежно, как двадцать минут назад Рутли. В глазах ее появился вопрос, на который официант ответил прежде, чем она его задала.

— Он на улице. Ожидает мадемуазель.

Она прошла к своему столику, я следовал за ней, как собачонка. Она взяла сумочку, мех.

— Благодарю вас.

Безразличная фраза формальной вежливости. Точно так же она могла благодарить официанта, бармена, полицейского, регулировщика на перекрестке. Она прошествовала к двери, ни разу не обернувшись в мою сторону. Но я продолжал идти за ней, хотя теперь это, похоже, было бесполезно и выглядело бестактно.

В холле она почти столкнулась с Рутли, как раз выходившим из телефонной кабинки с взъерошенными волосами и раскрасневшимися щеками. Глупый болван, он решил, что ей наскучило его ждать, и приготовился оправдываться.

— Право, не могу понять, в чем дело… Мне трижды сообщали, что Лондон на линии, и каждый раз разъединяли. Должно быть, ураган над проливом.

Слушала ли его Райна? Она продолжала идти к выходу и даже не замедлила шага. Я слегка приотстал. Все же мне было слышно каждое слово. За раскрытой дверью виднелся поблескивающий капот «роллс-ройса».

— И завтра вы уезжаете! — с ноткой трагизма воскликнул Боб. — Могу я узнать, есть ли у меня шанс увидеться с вами в Испании, до того как мы встретимся на празднике?

Она ответила в знакомой мне светской манере, которой ее здорово обучили, но смысл слов не оставлял надежды:

— Зайдите как-нибудь. Папа о вас очень высокого мнения.

Они стояли в двух ярдах от меня.

За дверью дважды мягко прогудел рожок «роллса». Непривычный звук, никогда раньше такого не слышал. Короткий, но не резкий. Мелодичный, но требовательный. Я видел, как Райна подняла брови.

Боб не отставал от нее, проявляя навязчивость, которая, видно, не раз ставила его в дурацкое положение.

— Мне бы хотелось поехать с вами. Там такая чудная дорога.

— Я люблю ездить одна, — прервала его Райна, и в тоне ее проскользнуло нетерпение. — К тому же я собираюсь выехать рано утром.

Это было похоже на отставку.

— Но отчего? В такую рань!

Он попытался завладеть ее рукой, но она резко стряхнула его ладонь со своей.

— Там ждет отец. Не хотелось бы, чтобы он видел нас вместе.

И с тем скрылась. Когда он возвращался в бар, на лице его застыло выражение собачьей преданности, пробудившей во мне жалость. Он был почти моего роста, но какой-то бесцветный, слабый, ничтожный. Не тот соперник, которого стоит опасаться.

Больше мне нечего было здесь делать.

Я знал, что рано утром мисс Аркадин отправится в Испанию, одна.

На следующее утро с первым лучом солнца я стоял на Марсельской дороге, прислонившись к открытому капоту машины, которую взял у Мили. Уловка, конечно, детская, но в некоторых обстоятельствах излишняя тонкость — непозволительная роскошь. Вряд ли кто проедет мимо неудачливого водителя на пустынной дороге.

Райна остановила свой автомобиль раньше, чем успела узнать меня. Покуда я шел к ней, она могла дать себе волю разгневаться за то, что так легко попалась на крючок. Но она предпочла сделать вид, что поверила моей выдумке.

— Мне нужно в Марсель к полудню. Важное дело.

Она не обеспокоила себя ответом, просто кивнула на свободное сиденье рядом с собой и, едва я успел забраться в машину, включила скорость, так и не сказав ни слова.

В моем распоряжении было 150 миль, и надо было выжать из них максимум. Это было непросто. У «альфы-ромео» раздельные сиденья, так что между нами не было физического контакта. К тому же Райна полностью сосредоточилась на своем шоферском деле. Глаза ее были прикованы к дороге, которая шла извилистой лентой. Она ехала на чудовищной скорости и при этом сохраняла спокойствие, тело ее расслабилось, голова держалась прямо — как вчера, во время танца. Но маленькие руки, затянутые в перчатки, казались стальными.

Да, при такой скорости у меня было не много шансов преуспеть. Как тут заведешь разговор, когда в ушах свистит ветер, летящий навстречу со скоростью 90 миль в час? Она обращала на меня столько внимания, сколько уделила бы пуделю, а то и просто неодушевленному предмету, который положили бы вместо меня на подушку автомобиля.

При всем при том поездка была замечательная. Пляжи были еще пусты, волны бились об утесы, сосны, еще влажные от росы, дышали ароматной свежестью.

Только одно не давало мне покоя: я оставил Мили без гроша и с ангиной. Она подхватила ее, потому что слишком долго болталась на яхте с аркадинскими прихвостнями в одном тонком вечернем платье. Правда, в порядке компенсации она получила об Аркадине кое-какую информацию. Например, что у него есть замок в Каталонии, набитый ценностями, которые услаждают его взор лишь раз в году, когда он дает бал в Сан-Тирсо. Никто не знал, в честь какого события дается этот бал, хотя он всегда объявлялся примерно в одно и то же время, спустя несколько дней после фиесты, в деревушке, расположенной у подножья замка.