Рекс Стаут - Острие копья

Он позвонил толстому дворецкому, чтобы тот принес мою шляпу.

Полчаса спустя на поворотах шоссе Бронкс-Ривер я все еще размышлял над обстоятельствами этой беседы. Учитывая, что между Кимболлом-младшим, Барстоу и клюшкой не было прямой связи, он, видимо, не выходил у меня из головы лишь потому, что странным образом почему-то действовал мне на нервы. А Вульф еще говорит, что я не способен чувствами оценить явление, когда оно передо мной. В следующий раз, как только он мне это скажет, я напомню ему о своих предчувствиях относительно Мануэля Кимболла, твердо решил я. Разумеется, это будет в том случае, если окажется, что именно он убил Барстоу, что представлялось мне маловероятным.

Когда в половине девятого вечера я приехал домой, Вульф уже отужинал. По дороге я позвонил, что еду, и Фриц приготовил мне запеченную в духовке камбалу с его знаменитым горячим соусом из лучших сортов сыра, зеленый салат, помидоры и стакан вкусного охлажденного молока. Учитывая тощий ланч в поместье Барстоу и поздний час, я не считал свой ужин чрезмерным и быстро справился с ним. По этому поводу Фриц заметил, что мне на пользу заниматься делом.

— Ты прав, Фриц, черт побери. Что бы вы все делали, если бы не я?

Он хихикнул. Фриц единственный человек, чье хихиканье не позволяет усомниться, что оно не к месту.

Вульф был в кабинете. Он сидел в кресле и охотился на мух. Он их терпеть не мог, и мало какая из них залетала в его кабинет, но две все же умудрились и кружили теперь над столом. Несмотря на свою нелюбовь к ним он никогда их не убивал. Он говорил, что хотя живая муха может довести его до белого каления, мертвая своим недостойным видом оскорбляет таинство смерти, что во сто крат хуже. Я же думал, что его просто мутит от вида раздавленной мухи. Итак, он сидел в кресле с хлопушкой для мух в руках и проверял, как близко он может подкрасться к мухе, прежде чем та опомнится и улетит. Когда я вошел, он передал мне хлопушку и предоставил полную свободу расправиться на свой манер с мухой и бросить ее в корзинку для бумаг.

— Спасибо, — сказал он, когда я с этим справился. — Эти несносные создания даже заставили меня забыть о том, что на дендробиум хлоростеле появились два новых бутона.

— Неужели?

Он довольно кивнул.

— На той, что стоит на солнце. Остальные убраны в тень.

— Для Хорстмана? Подарок?

— Да. Ну, так кто убил Барстоу?

Я улыбнулся.

— Дайте мне шанс. Имя я вам пока не назову, но постараюсь вспомнить…

— Надо было записать. Нет, зажги лампу у себя на столе. Так будет лучше. Ты хорошо поужинал? Ну, я слушаю.

Мой доклад был так себе: я не мог им гордиться, но и стыдиться причин не было. Вульф почти не перебивал меня, а сидел в той позе, в какой он обычно сидит, когда слушает мои подробные донесения, — откинувшись на спинку кресла, уткнувшись подбородком в грудь, положив локти на подлокотники кресла и сплетя пальцы покоящихся на животе рук. Глаза его были полузакрыты, но я постоянно чувствовал на себе его взгляд. Однажды, на середине, он прервал меня, чтобы попросить Фрица принести пиво. Поставив стакан и две бутылки с пивом на край стола, он принял прежнюю позу. Когда я закончил свой рассказ, была уже полночь.

Вульф тяжело вздохнул. Я пошел в кухню, чтобы принести себе стакан молока. Когда я вернулся, он в задумчивости тянул себя за ухо. Вид у него был сонный.

— Возможно, у тебя сложилось какое-то впечатление, — промолвил он.

— Весьма смутное, размытое. Миссис Барстоу слегка не в себе. Она могла убить мужа, а может, не могла, но что Карло Маффеи она не убивала, это точно. О мисс Барстоу вы сами можете судить, по-моему, это исключается. То же самое я могу сказать о ее брате. Я имею в виду убийство Маффеи. У него прочное алиби на пятое июня, ни единой задоринки. Доктор Брэдфорд представляет интерес, и мне хотелось бы с ним встретиться. Что касается Мануэля Кимболла, то, мне кажется, у него не было возможности убить Барстоу, но на своем аэроплане он может далеко залететь, выше ангелов Господних.

— Почему? Он жесток? Циничен? Глаза бегают?

— Нет. Но вспомните его имя. И потом он действует мне на нервы. Он похож на испанца. Не понимаю, при чем здесь фамилия Кимболл?

— Ты ж не видел его отца.

— Знаю. Очевидно, плохая весть, что пропала сумка с клюшками, расстроила меня так, что я ко всему придираюсь.

— Плохая весть? Почему плохая?

— Как почему? Мы собирались пропустить через сито всех членов загородного гольф-клуба, а теперь к ним надо прибавить всех, кто побывал в доме Барстоу в университетском городке в последние девять месяцев.

— Господь с тобой. Арчи! Ни в коем случае. Ни один из известных змеиных ядов, соприкоснувшись с воздухом — а это неизбежно, когда его наносят на иглу, — не может сохранить более двух-трех дней, а то и нескольких часов, свою способность убить человека таким образом, каким был убит Барстоу. Главное, знать, какой яд.

Я с удовольствием смотрел на него.

— Это уж что-то. Что еще вы вычитали за это время?

— Мало интересного, а больше все ненужное. Так что история с сумкой для клюшек не такая уж плохая новость. Последующее ее исчезновение интересует нас лишь относительно, потому что нужной нам клюшки в сумке Барстоу никогда не было. Но нас интересует, кто повинен в исчезновении сумки и почему она исчезла.

— Да, конечно! Но вспомните, кто пришел к вам, чтобы попросить отказаться от награждения, и почему? Нам уже известно, что в этой семейке имеются люди со странными идеями.

Вульф погрозил мне пальцем.

— По целой фразе куда легче определить стиль, чем по одному слову. Но во всяком случае исчезновение сумки с клюшками со сцены — это прямой и дерзкий вызов, а визит в этот кабинет — поступок пусть и смелый, но продиктованный отчаянием.

— Врачи все знают о змеиных ядах? — спросил я.

— Да. Этот, как его, доктор Брэдфорд, он ведет себя довольно откровенно. Мне трижды было сказано сегодня, что он занят и подойти к телефону не может. Похоже, что так будет и дальше. Ты намерен завтра продолжить?

Я кивнул.

— Сначала в загородный клуб, затем к следователю, ведущему дело, потом вернусь в город и навещу доктора Брэдфорда в его приемной. Жаль, старший Кимболл в отъезде. Мне хотелось бы покончить с этой четверкой. Как вы думаете, захочет Сол Пензер съездить в Чикаго?

— Это обойдется в сто долларов.

— Что ж, не такой уж большой кусок отвалится от куша в пятьдесят тысяч.

Вульф осуждающе покачал головой.

— Ты любишь транжирить деньги, Арчи. И чаще понапрасну. Давай лучше поищем убийцу на расстоянии пригородного сообщения.

— О'кэй. — Я встал и потянулся. — Спокойной ночи, сэр.

— Спокойной ночи. Арчи.

На шоссе была точка, откуда хорошо были видны окрестности клуба «Зеленые луга», но с порядочного расстояния. Чтобы добраться оттуда к клубу, надо было свернуть с шоссе в рощу, а из нее по петляющей дороге обогнуть ложбину. Вблизи клуба тоже была роща на вершине небольшого холма. По одну сторону ее располагались теннисные корты и плавательный бассейн, а по другую — поля для гольфа, усеянные стартовыми метками, лунками разных форм и величины, а между ними — зеленый ковер бесчисленных лужаек. В клубе было два поля, по восемнадцать лунок. Четверка Барстоу — Кимболл играла на северном, самом длинном поле.