Дороти Сэйерс - Найти мертвеца

Бантер в отчаянии осмотрелся вокруг. Сначала, казалось безнадежным делом отыскать место где-нибудь поближе к Брайту, но в конце концов он заметил девушку, подкрашивающую губы и поправляющую прическу, явно собираясь уйти. Бантер подобно молнии устремился к этому столику и достиг своей цели — свободного стула. Некоторое время он искал глазами официантку, затем, подозвав ее, заказал чашечку кофе. К счастью, Брайт по-видимому, не особенно спешил со своей отбивной. Бантер попросил выписать ему счет сразу, как только ему принесли кофе, затем спокойно сидел с весьма пригодившейся ему газетой, которую развернул прямо перед собой.

После этой, казалось, нескончаемой задержки, Брайт покончил со своим ленчем, посмотрел на часы, попросил счет и поднялся. Бантер оказался четвертым после него в очереди к кассе, где оплачивались счета, и успел расплатиться как раз тогда, когда рыжеватая голова уже исчезала внизу на лестнице. В этот, похоже, удачный момент прибыл лифт. Бантер вскочил в него и пулей вылетел наружу в цокольном этаже, едва дверь лифта отворилась. Остерегаясь, чтобы его не заметил Брайт, он последовал за ним и после нескольких минут лихорадочного лавирования среди движущихся машин Бантер очутился в кинотеатре возле Сенного Рынка, и задержался, чтобы приобрести билет.

Брайт занял место в третьем ряду по 3 и 6 пенсов. Бантер, быстро прошептав служителю кинотеатра, что не успел достать билет поближе к экрану, умудрился сесть двумя рядами позади Брайта. Теперь он снова мог вздохнуть спокойно. С этого места, где он сидел, было прекрасно видно макушку Брайта, вырисовывающуюся на фоне сравнительной белизны экрана. Не обращая внимания на драму Любви и Страсти, в которой сначала переживали из-за размолвки, а потом от неверного толкования чрезвычайно затянувшегося последнего поцелуя, Бантер зафиксировал свое внимание на голове Брайта, и от этого сосредоточения слезы потекли к него по щекам.

Фильм содрогался в своем завершении. Наконец зажегся свет. Внезапно Брайт поднялся и начал пробираться между рядами.

Бантер приготовился следовать за ним, но Брайт вместо того, чтобы пройти к ближайшему выходу, вдруг зашел за занавеску, над которой синим пламенем горела надпись «Джентльмены».

Бантер опять опустился на стул и начал ждать. Другие джентльмены входили и выходили, однако Брайт так и не появлялся. Бантера охватило беспокойство. Имелся ли там второй выход? Свет в зале потускнел и погас, и на сцену вышел комик. Бантер встал и спотыкаясь об ноги трех хихикающих девушек и раздраженного пожилого мужчины, прокрался через проход между рядами.

Когда он это сделал, занавеска, прикрывающая вход в мужской туалет, отодвинулась в сторону, и оттуда вышел мужчина. Бантер внимательно смотрел на него, когда тот проходил в мягком полумраке зала, и остроконечный силуэт его лица говорил о том, что этот человек бородат. Пробормотав извинение, он прошел мимо Бантера и пошел по проходу между рядами. Бантер было направился за ним, но, подчинившись какому-то инстинкту, повернулся к занавешенной двери выхода из кино и обернулся.

Он увидел удаляющуюся спину бородатого мужчины, вырисовывающуюся в ярком свете дня; бородач проходил через выход на улицу; и тут Бантер вспомнил, как однажды Уимси сказал ему: «Любой дурак способен замаскировать свое лицо, но надо быть гением, чтобы замаскировать спину». Не зря Бантер в течение пяти дней неустанно следовал за этой спиной через весь Лондон, чтобы не изучить каждую ее линию. Мгновенно он преодолел проход между рядами и выскочил на улицу. Борода не борода, это был нужный ему человек.

Еще два такси, а затем гонка до Кенсингтона. На этот раз, по-видимому, Брайт действительно направлялся в какое-то определенное место. Его такси подъехало к аккуратному дому в дорогом квартале. Он вышел из машины и достал ключ. Бантер попросил водителя подъехать к ближайшему углу и тем начал расспрашивать своего шофера:

— Вы не знаете номер дома, около которого остановилось вон то такси?

— Знаю, сэр. Номер семнадцать.

— Благодарю вас.

— Развод, сэр? — поинтересовался таксист с ухмылкой.

— Убийство, — ответил Бантер.

— Бог ты мой! — Очевидно, это была естественная реакция всякого на сообщение об убийстве. — Ну, надеюсь, его повесят за это, — пробормотал водитель и уехал.

Бантер осмотрелся вокруг. Он не рискнул пройти мимо дома под номером семнадцать. Он мог только по-прежнему находиться на посту. Кепи и фетровая шляпа как всегда находились при нем, и Он чувствовал, что даже опытные ветераны войны не нашли бы ничего лучше для маскировки. Бантер заметил аптеку и вошел в нее.

— Не могли бы вы сказать, кто проживает в доме № 17? — вежливо осведомился он.

— Почему не могу? — произнес аптекарь. — Джентльмен по имени Моркам.

— Моркам? — Мозги Бантера пронзила мысль острая как зубец ножовки. — Это такой крошечный джентльмен, у которого одно плечо чуть выше другого?

— Совершенно верно.

— И ярко-рыжие волосы?

— Да, сэр, ярко-рыжие волосы и бородка.

— О, он носит бороду?

— О да, сэр. Джентльмен из Сити, это он. Живет здесь столько, сколько я могу помнить. Очень приятный, учтивый джентльмен… Вы хотите узнать?..

— Да, — сказал Бантер. — Дело в том, я услышал, что в доме № 17 может найтись свободное место для личного слуги джентльмена, вот я и подумал, что надо узнать об этой семье, прежде чем обратиться по этому поводу.

— О, понимаю. Да, это очень милая семья. Тихие, детей нет. Миссис Моркам весьма симпатичная леди. Очень хорошо выглядит для своих лет, я бы сказал. Вообще-то они привыкли к целому штату слуг, но это было очень давно. А так, они держали двух девушек, вот и все. Если хотите сами можете убедиться в этом.

Бантер поблагодарил и вышел из аптеки, чтобы послать лорду Питеру телеграмму следующего содержания:

ОХОТА ЗАВЕРШИЛАСЬ

Понедельник, 6 июля

— Я смотрю на это так, — произнес суперинтендант Глейшер. — Если этот Брайт — Моркам, а миссис Моркам — в сговоре с Велдоном, тогда Велдон и Брайт — назовем его пока так — тоже находятся в сговоре.

— Сомнительно, — проговорил Уимси. — Однако если вы считаете, что это отождествление предполагает биографию кого-то титулованного, то вы ошибаетесь. Все это годится лишь для того, чтобы наши выводы лопнули как мыльный пузырь.

— Да, милорд, это дело сомнительное, однако в нем имеется кое-какая зацепка. Тем не менее, ведь помогает каждая мелочь, а на этот раз у нас больше чем мелочь, чтобы проявить настойчивость. А не продолжить ли нам оттуда, где мы остановились? Если Брайт это Моркам, то он — не парикмахер; следовательно, у него не было оснований для покупки бритвы; и следовательно, его рассказ об этой бритве — полное очковтирательство, как, собственно, мы и считали все время; следовательно, говоря человеческим языком, нет никаких сомнений в том, что Поль Алексис не совершал самоубийства, а был просто-напросто убит.