Роберт Голдсборо - Смерть в редакции

Невозможно все время писать в одной манере. Одни и те же фразы можно использовать лишь ограниченное число раз. Боб Голдсборо прекрасно понимает это. Он честно и открыто признает и принимает все ограничения, обычаи и предрассудки мира Ниро Вульфа, установленные для него Рексом Стаутом. Но в рамках этого мира Вульф и Арчи получают полную свободу самовыражения. Остается надеяться, что и в будущем Боб сумеет проявлять творческую новизну на ограниченном для маневра пространстве. Удивительное чутье стиля Рекса Стаута, которое демонстрирует Роберт Голдсборо, привело бы его в средние века на костер. Но в наш передовой век мы уверены в том, что он продолжит просвещать нас. Способность Боба проникнуть в душу Рекса заставляет нас вспомнить о тайнах метемпсихоза [4] Метемпсихоз — религиозно-мифологическое представление о перевоплощении души после смерти в новое тело растения, животного, человека или божества. Характерно для индийских религий. , с которым я не встречался после того, как сорок лет тому назад приехал из Индии. Как хранитель архивов Стаута, смею утверждать, что хорошо знаком с его книгами. Если бы не признаки современности, то я бы решил, что «Смерть в редакции» — доселе неизвестное творение самого Рекса. Голдсборо сейчас примерно столько же лет, сколько было Стауту, когда тот создал Вульфа и Арчи. Рекс писал о них еще целых сорок лет. Желаю Бобу такого же творческого долголетия. Правда, у меня есть одно опасение. Что будет, если Боб присоединится к евангелистам? Или станет кришнаитом? Или примет приглашение Руперта Мердока [5] Руперт Мердок — один из магнатов газетного бизнеса. стать обозревателем его газет? Не попытается ли он завербовать Вульфа и Арчи на службу новым хозяевам? Но положа руку на сердце беспокоюсь я не очень сильно. Ни Вульф, ни Арчи не позволят манипулировать собой. Они обязательно скажут Бобу, когда тому следует остановиться.

Джон Дж. Макалир. Маунт Индепенденс, 7 августа 1986 года

У Ниро Вульфа немного друзей, но этим немногим он хранит непоколебимую верность. Одним из таких друзей, в частности, является не личность, а целое учреждение — «Нью-Йорк газетт», которая на протяжении долгих лет оказывала нам помощь, обычно через посредство Лона Коэна, что, впрочем, скорее всего вам известно. При этом хочу подчеркнуть, что отношения эти никогда не были односторонними: Вульф тоже не единожды помогал газете. Но главное состоит в том, что его волнует судьба «Газетт». Вышесказанное поможет вам понять, почему он взялся за изложенное в этой книге расследование, не имея клиента и без перспективы на гонорар, хотя в конечном итоге получил и то, и другое. Я считаю нужным сказать это, так как не хочу, чтобы он выглядел еще более эксцентричным, чем есть на самом деле.

Многие годы одержимость Вульфа идеей точно следовать раз и навсегда утвержденному распорядку дня служила мне отличной мишенью для насмешек. Он требует, чтобы ленч начинался в час пятнадцать, а ужин в четверть восьмого. Я уж не говорю о священном времени с девяти до одиннадцати часов утром и с четырех до шести во второй половине дня, отданном забавам с орхидеями в оранжерее под крышей. Не знаю, что могло бы отвлечь его от заданной программы. Хотя однажды несколько лет тому назад, когда я в очередной раз прошелся на эту тему, Вульф отложил в сторону книгу, втянул в себя по меньшей мере бушель воздуха и, метнув на меня сердитый взгляд, произнес:

— Ну хорошо, Арчи. Сегодня четверг, я готов продемонстрировать свою гибкость, отказавшись от посещения оранжереи, если вы, в свою очередь, позвоните Солу и сообщите ему, что сегодня не сможете принять участие в игре в покер.

Он нанес ловкий удар, и мне пришлось пойти на попятный. Уже много-много лет — не желаю признаваться в их точном числе — каждый четверг вечером я играю в покер у Сола Пензера на Восточной Тридцать восьмой улице рядом с Лексингтон-авеню. Моими постоянными партнерами являются сам Сол, Лон Коэн и Фред Даркин; иногда к нам присоединяется кто-нибудь еще. Думаю, что за последние пять лет я пропустил лишь один четверг — вирусный грипп уложил меня тогда настолько круто, что Лили Роуэн призналась позднее, что была готова пригласить священника для совершения последнего обряда.

На тот случай, если вы в наших краях человек новый, сообщу, что Сол Пензер — частный независимый детектив, которого нередко привлекает к своим делам Ниро Вульф. В Соле не на что посмотреть — сутулые плечи, вечно измятый костюм и небритое лицо, две трети которого приходится на нос. Но пусть вас не обманывает его внешний вид или рост, делающий Сола похожим на постаревшего и набравшего лишний вес жокея. Если вы покупаете услуги Сола — а они стоят немало, — то вы приобретаете лучшие ноги и глаза на всем Манхэттене, а может быть, и во всей стране. Он способен проследить за гепардом от Бэттери до Бронкса в вечерний час пик, ни разу не потеряв его из вида, а если надо, может проникнуть в тот знаменитый сейф в Атланте и выкрасть секретную формулу состава кока-колы. И я говорю не о какой-нибудь новомодной диетической, а о той самой, классической формуле.

Возможно вы спросите, с какой это стати я распространяюсь о Соле и о покере по четвергам. Если ответить: потому что это один из лучших моментов недели — то это тоже будет правдой. Однако истинная причина моих разглагольствований состоит в том, что описываемые здесь события начались именно в четверг. Но не будем забегать вперед.

Был четверг в начале мая — один из первых по-настоящему весенних дней в Нью-Йорке. За большим столом в доме Сола сидели пять человек. Слева от меня находился Лон Коэн, офис которого расположен рядом с кабинетом издателя «Газетт». Мне не известно, чтобы Лон имел какой-то официальный титул или пост, но этот человек знает о том, что происходит в Нью-Йорке, больше, чем городской совет и управление полиции, вместе взятые. Рядом с ним расположился Фред Даркин — толстый, лысоватый, но первоклассный частный детектив, к услугам которого регулярно в течение многих лет прибегает Вульф. Слева от Фреда сидел Сол, а между Солом и мной — Билл Гор, еще один частный сыщик, помощью которого мы иногда тоже пользуемся.

Игра продолжалась часа полтора. Как обычно, самый большой столбик фишек возвышался перед Солом, я тоже имел кое-что в плюсе, а Фред и Билл в основном оставались при своих. Лон — второй по классу игрок после Сола — на этот раз не снял ни одной ставки, и я мог легко понять причину этого. Он по меньшей мере трижды пасовал, имея на руках выигрышную карту, а один раз остался в игре с парой валетов против очевидного для всех стрита Фреда. Он был как бы вне игры, и когда мы вскоре после полуночи подбили бабки, Лон оказался единственным проигравшим.