Реймонд Чандлер - Золотой дублон Брашера

Я посмотрел на него с любопытством:

— Корт-стрит на холмах?

Он кивнул, вспыхнув всем лицом.

— Не очень шикарно, — быстро сказал он. — Последнее время не везет. Вы против?

— Нет, почему??

Я встал и протянул ему руку. Он пожал, отпустил, а я сунул руку в задний карман и вытер ладонь о лежавший там платок. Глядя внимательнее на его лицо, я увидел дорожку пота на верхней губе и еще одну вдоль носа. Не так уж и жарко было.

Я пошел прочь, потом вернулся и наклонился к нему.

— Меня несложно надуть, но просто чтоб быть уверенным: она высокая блондинка с беззаботным взглядом, так?

— Какой там беззаботный, — сказал он.

Стараясь сохранить бесстрастное лицо, я сказал:

— И строго между нами, вся эта история о разводе — чистая липа. Дело совсем не в этом, верно?

— Да, — тихо сказал он. — И оно мне все меньше нравится. Держите. — Он достал из кармана и бросил мне на ладонь плоский ключ.

— Не надо ждать меня в коридоре, если я запоздаю. У меня их два. Когда вы подъедете?

— Около половины пятого, я думаю. Ты уверен, что хочешь дать мне ключ?

— Да, господи, мы же из одной команды, — сказал он невинно, или настолько невинно, насколько можно выглядеть невинным через темные очки.

На пороге я обернулся. Он спокойно сидел на том же месте с погасшим окурком во рту, с нахальной желто-коричневой ленточкой на шляпе и был тихий, как реклама сигарет на последней странице «Сэтердей ивнинг пост».

Мы были из одной команды. Значит, я его не продам. Вот так вот. Можешь взять ключи от моей квартиры, приходи, чувствуй себя как дома. Надевай мои тапочки, пей мой джин, поднимай ковер, доставай оттуда бумажки по тысяче долларов. Мы же из одной команды.

Белфонт-Билдинг — это восемь этажей ничего особенного, втиснутого между сверкающим универмагом и гаражом. В маленьком вестибюле грязно, как в курятнике. В списке жильцов масса свободных ячеек, и только одно имя было мне знакомо. На стене напротив висело объявление: «Сдается место под табачный киоск. Обращаться в комнату 316».

Из двух решетчатых лифтов работал только один, да и тот, видно, был не слишком загружен. В лифте на высоком табурете сидел старик с трясущимся подбородком и водянистыми глазами. Судя по виду, он сидел тут со времен войны за независимость, и там ему, видно, крепко досталось.

Я вошел в лифт, сказал «Восьмой». Старик из последних сил закрыл дверь, врубил свою колымагу, и мы, раскачиваясь, потащились вверх. Старик тяжело дышал, словно тащил лифт на себе.

Я вышел на площадку. За моей спиной старик высунулся из лифта и высморкался в коробку, полную мусора.

Контора Элизии Моргенштерна была в конце коридора у попарной лестницы. Две комнаты, обе двери украшены черной надписью по матовому стеклу: «Элизия Моргенштерн. Нумизматика». И ниже: «Вход».

Я повернул ручку и вошел в маленькую и узкую комнату с двумя окнами. Разболтанный столик для пишущей машинки, витрины с монетами по стенам, под ними отпечатанные на машинке этикетки. Штор на окнах нет, у дальней стены два конторских шкафа; грязно-серый ковер на полу настолько протерт, что дыр в нем не заметишь, пока не споткнешься об одну из них.

Дверь второй комнаты открыта. Оттуда был слышен тихий шумок, который производит человек, когда ничем особенным не занят. Сухой голос Моргенштерна негромко окликнул:

— Входите. Входите, пожалуйста.

Я прошел к нему. Кабинет был так же мал, но обставлен гораздо внушительнее. Почти всю стену занимал зеленый сейф. Рядом тяжелый стол красного дерева, на нем стопка темных книг, несколько старых, растрепанных журналов и слой пыли. Окно в дальней стене открыто на две ладони, но в комнате все равно душно. На вешалке затертая черная фетровая шляпа. У стен стоят витрины с монетами. Посреди комнаты обитый кожей старый письменный стол, где, кроме обычного письменного прибора, были ювелирные часы под стеклянным колпаком и две большие, оправленные в никель лупы, и еще запачканный чернилами желтый шелковый платок.

В кресле у стола сидел пожилой человек в старомодном темно-сером костюме. Пряди седых волос закрывали уши, а посреди головы, как скала в полосе прибоя, светилась молочным светом бледная лысина. На ушах его росла такая густая шерсть, что впору было моли завестись.

У него были острые глаза какого-то темного оттенка с сеточкой красных сосудов на белках. Шеки блестели, а нос выглядел так, словно в свое время заглядывал не в один стаканчик. Жесткий воротничок, который ни одна приличная прачечная не примет в стирку, подпирал его кадык; черная лента галстука была затянута в маленький твердый узел, который выглядывал из воротника, как мышь из норки.

Он сказал:

— Моя барышня отправилась к врачу. Вы мистер Марлоу?

Я кивнул.

— Прошу садиться. — Он показал рукой на стул напротив себя. — Я полагаю, удостоверение у вас есть?

Я показал. Пока он читал, я почувствовал через стол, что от него чем-то пахнет. Душный такой запах, словно от чисто вымытого китайца.

Он положил мою карточку на стол и сложил руки. Его острые черные глаза ничего не пропустили на моем лице.

— Итак, мистер Марлоу, чем я могу вам помочь?

— Расскажите мне о Дублоне Брашера.

— Ах да, — сказал он. — Дублон Брашера. Интересная монета. — Он поднял руки и пошевелил пальцами, как когда-то делали семейные адвокаты, прежде чем взяться за сочинение своей хитрой грамматики. — В известном смысле самая интересная и ценная из раннеамериканских монет. Вы, конечно, знаете.

— Моих знаний о раннеамериканских монетах едва ли хватит на спичечный коробок.

— В самом деле? — сказал он. — В самом деле? Вы хотите сказать, что вы…

— Да. За этим я и пришел, мистер Моргенштерн.

— Так. Это золотая монета. Почти эквивалентна по весу золотому слитку в двадцать долларов. Размером с обычные полдоллара. Почти точно. Была изготовлена в штате Нью-Йорк в 1787 году. Не чеканилась. Монетных дворов у нас не было до 1793 года, и первый открылся в Филадельфии. Дублон Брашера был изготовлен, по-видимому, способом пресс-отливки, и сделал его ювелир по имени Эфраим Брашиер, или Брашер. В архивных бумагах обычно встречается имя Брашиер, но не на монете. Не знаю почему.

Я сунул в рот сигарету и прикурил. Я думал, так меньше будет слышен этот запах.

— Что такое способ пресс-отливки?

— Способ изготовления золотых монет под прессом. Золото заливалось в стальной штамп, состоящий из двух половинок; потом под монетный пресс. Вынутые из штампа заготовки обтачивались по краям для точного веса и полировались. Тогда монеты не штамповали — в 1787 году станков таких не было.

— Не быстро у них шло дело.

Он кивнул седой головой.

— Очень медленно. И поскольку поверхностная закалка стали без искажений профиля еще не была изобретена, штампы изнашивались, и время от времени их приходилось переделывать. Как следствие — отклонения в рисунке, которые можно увидеть под большим увеличением. Строго говоря, можно смело сказать, что ни одна монета не является точной копией другой, с точки зрения нынешних методов исследования. Я понятно говорю?