Эмиль Габорио - Убийство в Орсивале

Вся физиономия обвиняемого вдруг сразу изменилась. Он растерялся, его все время сжатые губы широко раскрылись, и в глазах засветилась надежда.

— Ну а теперь отправляйся-ка ты, братец, обратно в тюрьму, да еще в секретную, — сказал в заключение сыщик.

И, увидев одобрительный взгляд судебного следователя, он обратился к жандармам.

— Жандармы, — сказал он, — уведите обвиняемого!

Последние сомнения судебного следователя рассеялись, как утренний туман.

— Вы очень искусны, милостивый государь, — обратился он к Лекоку. — Не говоря уже о вашей удивительной прозорливости, ваш допрос представлял собой в некотором роде шедевр. От души вас поздравляю и считаю долгом представить к награде.

Агент тайной полиции при этих похвалах опустил глаза, как девица.

— Я принимаю только половину вашей оценки, — громко ответил он. — Другая принадлежит господину мировому судье.

Отец Планта запротестовал.

— За что это? — воскликнул он. — Вы и без меня все равно дошли до истины.

Судебный следователь поднялся. С уважением, хотя и не без некоторых усилий, он протянул руку Лекоку. Тот ее почтительно пожал.

— Вы меня избавили от тяжких угрызений совести, — сказал Домини. — Конечно, невиновность Геспена рано или поздно обнаружилась бы, но сама мысль о том, что я держал невиновного в тюрьме, истязал его своими допросами, еще долгое время будет мучить мою совесть и тревожить сон.

— Одному Богу известно, насколько необходимо участие к этому бедному Геспену, — ответил агент тайной полиции. — Я поступил бы с ним еще строже, если бы не понимал, что он уже наполовину сошел с ума.

Домини с дрожью в голосе произнес:

— Я сам узнаю его секрет, сегодня же, сию минуту!

— Это будет актом милосердия, — сказал Лекок.

— Эта Фанси объяснит нам все!

— Я рассчитываю и надеюсь, господин судебный следователь, что за двое суток найду ее и под конвоем доставлю к вам в Корбейль.

При этих словах Лекок поднялся и взял из угла палку и шляпу, куда поставил их, когда вошел.

— Но прежде чем нам разойтись… — обратился он к судебному следователю.

— Да, я знаю, — перебил его Домини, — вы ожидаете от меня приказа об аресте графа Гектора Тремореля?

— Совершенно верно, — отвечал Лекок. — Теперь уже и вы, подобно мне, считаете его живым?

— Не считаю, а убежден.

И, усевшись снова в кресло, Домини написал приказ об аресте.

«Именем закона.

Я, судебный следователь первого участка Орсивальского округа, на основании ст. ст. 91 и 94 Уголовного уложения, предлагаю всем чинам полиции указанными в законе способами арестовать человека, который будет носить имя Гектор Треморель».

— Берите, — обратился он к Лекоку, передавая ему этот приказ. — Желаю вам как можно скорее разыскать этого тяжкого преступника.

— О, теперь уж он в наших руках! — воскликнул сыщик.

Агент тайной полиции простился с Домини и, сопровождаемый отцом Планта, вышел. Доктор Жандрон остался у судебного следователя, чтобы поговорить с ним относительно предстоящего исследования останков Соврези.

— Уже поздно, — обратился отец Планта к Лекоку, когда они были на улице. — Не примете ли вы опять моего сердечного приглашения и не разделите ли со мной мой скромный обед?

— Мне очень грустно отказать вам, — отвечал Лекок, — но я уже должен быть в Париже.

Мировой судья помедлил.

— Я… я очень желал бы поговорить с вами, — сказал он, — обсудить одно дело…

— Насчет мадемуазель Куртуа?

— Да, у меня имеется один проект, и вы могли бы мне помочь…

Лекок горячо пожал руку отца Планта.

— Я вас мало знаю, — сказал он судье, — но привязался к вам так, точно мы с вами знакомы уже давно. Я сделаю для вас все, на что только способен человек.

— Но где же нам повидаться? Сегодня меня ждут в Орсивале.

— Тогда завтра утром, в девять часов, у меня, улица Монмартр, дом номер девять.

— Благодарю! Тысячу раз благодарю! Я приду.

И, дойдя до гостиницы «Бель имаж», они расстались.

На башне Святого Евстафия пробило девять часов, когда отец Планта прибыл на улицу Монмартр и по тенистой аллее добрался до дома № 9.

— Где живет господин Лекок? — спросил он у старухи привратницы.

Она смерила его удивленным и в то же время насмешливым взглядом.

— Господин Лекок, — отвечала она, — на третьем этаже, дверь против лестницы!

Орсивальский мировой судья стал медленно подниматься по этой узкой, плохо освещенной лестнице, скользкой, с липкими перилами.

Дверь против лестницы на третьем этаже не походила на все остальные двери. Она была окована толстым железом, без всяких украшений, и, кроме того, обита крест-накрест полосами железа, как это делается в несгораемых шкафах. Посередине было сделано окошечко, забранное решеткой, сквозь прутья которой едва мог проходить палец.

Скрежет засова ответил на стук отца Планта. Окошечко отворилось, и сквозь решетку он увидел громадную женщину с усами.

— Вам кого? — спросила эта женщина громким голосом.

— Господина Лекока.

— Зачем он вам?

— Он пригласил меня сегодня утром.

— Ваши имя и профессия?

— Планта, орсивальский мировой судья.

— В таком случае подождите.

Окошечко затворилось, и старый судья стал ожидать. Затем со звоном цепей задвижек и замков отворилась дверь.

Он вошел, и громадная женщина провела его через столовую, в которой находились стол и полдюжины стульев, в большую высокую комнату, не то в уборную, не то в рабочий кабинет, с двумя окнами, выходившими во двор.

— Посидите здесь, — сказала служанка, — хозяин сейчас выйдет. Он дает инструкции одному из своих людей.

Но старик судья не сел. Он с любопытством стал оглядывать комнату, в которую попал.

Целая стена в ней была занята вешалкой, на которой висели странные, ни с чем не сообразные костюмы. Здесь были развешаны костюмы всех классов общества, начиная с черного сюртука с красной петличкой и кончая блузой рабочего. На полке над вешалкой лежало до дюжины париков всех оттенков. На полу стояла обувь для каждого костюма. Наконец, в углу находился целый ассортимент палок и тростей, которому мог бы позавидовать коллекционер. Между камином и окном стоял мраморный туалет с гримом. Другая стена была занята библиотекой, состоявшей из научных книг. В ней преобладали произведения по физике и химии. На столе лежало распечатанное письмо. Отец Планта хотел было его прочитать, но ему не удалось это сделать, так как оно оказалось шифрованным.

Едва только мировой судья окончил свой осмотр, как дверь отворилась и послышавшийся шум заставил его обернуться. Перед ним стоял господин одинакового с ним возраста, воспитанный, красивый, немного плешивый, в массивных золотых очках, одетый в светлый фланелевый халат.