Пьер Сувестр - Пустой гроб

— Даниэль? — окликнул он.

— Да, господин профессор.

Даниэль остановилась, подняла голову и увидела Поля Дро, перегнувшегося через перила.

Стараясь говорить как можно тише, он распорядился:

— Когда я буду беседовать с этим господином, не подпускайте никого к дверям, пока мы не закончим. Я не хочу, чтобы нас беспокоили.

Даниэль понимающе кивнула. Как все монашенки и медсестры, Даниэль обладала легкой, бесшумной походкой; вот и теперь мелкими, неслышными шажками направилась она в приемную, где ждал посетитель.

Уведомив его, что профессор сию минуту спустился, она окинула счастливчика быстрым взглядом, вполне достаточным, чтобы внешность незнакомца накрепко ей запомнилась.

К слову сказать, внешность посетителя и впрямь была незаурядной — мимо такого не пройдешь, не обратив на него внимания.

Он был крепко скроен, голова ладно сидела на могучих плечах и пребывала в постоянном движении; был он почти лыс — лишь на висках да на макушке серебрились остатки волос, лицо — чисто выбрито; из-под кустистых бровей посверкивали энергичные глазки с темными зрачками.

Одет он был не слишком элегантно, но со вкусом, изящно и без затей.

Посетитель почтительно поклонился Даниэль, а затем, словно опасаясь нескромных расспросов, погрузился в чтение проспекта, который он наугад взял на столике в приемной, делая вид, будто бы этот проспект был ему необыкновенно интересен.

Выйдя из приемной, Даниэль направилась в павильон «А» — навестить старика Кельдермана, но мысль ее то и дело возвращалась к загадочному посетителю. «Сразу видно — человек порядочный, попусту болтать не станет. Должно быть, это отец той больной, — рассудила Даниэлу— он ведь тогда сам и привез ее к нам…»

В приемную вошел Поль Дро, и незнакомец немедленно отложил проспект.

Они поздоровались, посетитель начал свои расспросы; говорил он внешне спокойно, с кажущимся безразличием, но иногда в голосе его проскальзывали тревожные нотки.

— Как чувствует себя наша больная, господин доктор? Когда я смогу повидать ее?

— Дня через два-три, сударь, не раньше… Ей необходим полный покой, спокойствие физическое и моральное. Я предписал неподвижность ее телу и хотел бы, чтобы мозг ее тоже оставался в покое.

— Я не нарушу ваших предписаний, господин доктор, как ни хотелось бы мне помчаться туда сию же минуту, пожать руки бедной девочке, своими глазами увериться, что она жива.

Профессор был непреклонен.

— Не нарушайте моих указаний, — сказал он, — мадемуазель Элен это пойдет только на пользу.

Собеседник его поклонился, потом настойчиво стал увещевать хирурга:

— Может статься, она пожелает прежде повидать не меня, а кого-нибудь другого; в этом случае я был бы премного вам обязан, если вы заранее сообщите мне не только день, но и час, когда ее можно будет навестить… Как только вы разрешите навещать Элен, посетитель, о котором я упомянул, тотчас будет здесь и он-то не потерпит ни секунды промедления.

Поль Дро улыбнулся:

— Понимаю вас с полуслова, я и сам догадываюсь, как не терпится месье Жерому Фандору повидать…

Ноожиданно он умолк, потому что посетитель, глядя на него во все глаза, от удивления подпрыгнул:

— Как вы сказали, господин профессор? — спросил он.

Доктор сконфузился.

— Прошу прощения, это имя вырвалось у меня случайно… Но раз уж так получилось, я предпочел бы довериться вам: мне известно, кто такая наша таинственная больная. Мне помогли в этом бессвязные слова, вырвавшиеся у нее в бреду. Я не нарушу профессиональной тайны, сударь, если скажу вам, что обо всем догадался: девушка, которую зовут Элен, — это несчастное дитя личности самой зловещей и страшной из всех, что когда-либо носила земля… Я знаю, что она дочь Фантомаса и что молодой человек, который был ни жив ни мертв, когда привез ее сюда вместе с вами, это сам Жером Фандор.

Собеседник профессора смутился и попытался изобразить улыбку.

— Смею надеяться, господин профессор, — сказал он, — что вы сохраните инкогнито нашей милой больной и оградите ее от бестактностей…

Профессор сделал протестующий жест:

— Врач, сударь, подобен священнику — он умеет хранить тайны… Заметьте, сударь, — лукаво улыбаясь, добавил Поль Дро, — уже в третий раз я имею честь беседовать с вами, но, соблюдая тайну, я каждый раз удерживал себя и до сей поры не выказал своего восхищения вашими отвагой, волей и мужеством; я искал случай заверить вас в моей почтительной симпатии к вам, господин Жюв.

Это и в самом деле был Жюв. Знаменитый сыщик сразу почувствовал себя хозяином положения.

Он сердечно пожал профессору руку.

— Извините меня, сударь, — вымолвил он, — что я с первого же дня не раскрыл вам, кто есть кто; у нас, понимаете ли, нет причин скрывать свое имя, и только в интересах Элен я хотел как можно дольше оставаться инкогнито; к тому же мне не хотелось, чтобы вас смущала мысль, будто ваш неоценимый, умелый уход за дочерью Фантомаса — во всяком случае, за той, которая слывет его дочерью — может навлечь на вас гнев Гения преступного мира.

Профессор Дро гордо тряхнул головой.

— Сударь, — сказал он, — полагаю, что пока меня охраняет инспектор Жюв, Фантомас мне не страшен.

Мужчины еще раз пожали друг другу руки.

При мысли, что дела Элен идут на поправку, Жюв так и сиял.

После того, как профессор признался Жюву, что узнал его, он почувствовал себя свободнее и подробно рассказал, как он устранял перелом своей молодой подопечной.

— Я специализируюсь на тазовых переломах, — сказал он, — уверяю вас: хоть условия операции были не блестящими, результат превзошел все ожидания. Выйдя отсюда, невеста Жерома Фандора будет, как прежде, стройна и грациозна, сохранит свою обворожительную, легкую походку, как будто и не приключилось с ней ужасного несчастья.

Жюв искренне верил профессору и был тронут до глубины души.

В общем и целом, профессор скромно преуменьшил свои заслуги; Жюв знал — о личной жизни доктора многие любили позлословить, но стоило заговорить о его профессиональных достоинствах, как все сходились в одном: в своем деле профессор не знал себе равных, был признанным специалистом по травмам, ранам и переломам в области таза.

Успокоенный полицейский начал прощаться — у него назначена была встреча с Фандором, который с нетерпением ждал новостей, однако Поль Дро задержал его.

— Минутку, сударь, — попросил он, — мне надобно переговорить с вами конфиденциально.

Сыщик вздрогнул. «Это еще что такое! — пронеслось у него в голове. — Уж не скрыл ли он чего-нибудь о состоянии Элен?»

Как многие другие, Жюв боялся услышать печально известную фразу; «Операция прошла блестяще, но не знаю, сможет ли медицина поставить больную на ноги».