Ксавье Монтепен - Чревовещатель

Пропустим две недели. Ничего важного не произошло, но за это время возникли некоторые обстоятельства, о которых упомянуть небесполезно. Даниель Метцер, не простив жене, что по ее милости сорвался план, так хорошо задуманный, обращался с ней чрезвычайно грубо.

Леонида безропотно терпела. Бедная женщина отдыхала душой только во время визитов Жоржа Праделя. Эти посещения были часты. Лейтенант приходил почти каждый вечер. Он уверял, что написал своему дяде, и так убедительно, что Домера не мог не принять в соображение важных дел, о которых он ему сообщал. Жорж знал, что эта невинная ложь откроется, но жертвовал будущим ради настоящего, рассчитывая на какое-нибудь невероятное происшествие, на случай, на невозможное и упивался присутствием женщины, которую любил пылко, безумно, больше жизни.

Даниель примечал эту любовь и радовался ей по причинам, нам известным. «Храбрый лейтенант останется при своем! — говорил он себе, потирая руки. — Леонида не замечает даже, как он на нее смотрит. Притом я тут же, наблюдаю!» Думая так, муж глубоко ошибался. Самая целомудренная женщина угадывает нежность, которую внушает. Леонида знала, что она любима. Это ее не удивляло и не раздражало. Почти безошибочно она сознавала, что любовь Жоржа не могла ее оскорбить, потому что уважение и бесконечная преданность облагораживали эту любовь.

Иногда, на считаные минуты, Жорж и Леонида оставались одни. Ни ему, ни ей не приходила в голову мысль воспользоваться этим кратким временем, чтобы обменяться словами, которых не должен слышать муж. Но они и без слов чувствовали друг друга. Взор Жоржа говорил: «Вы знаете, что я принадлежу вам». Робкий взгляд Леониды отвечал: «Я знаю, что могу положиться на вас, о мой единственный друг!»

Даниель Метцер, шпионя, присутствовал при всем этом, ровно ничего не понимая, и считал себя очень ловким. Частые свидания происходили в доме у старого укрепления между красивой жидовкой Ревеккой и денщиком Паскуалем. Денщик уже несколько дней сильно интересовался самыми обычными и незначительными поступками лейтенанта. Как только Жорж выходил из дома, Паскуаль шел за ним и до вечера не выпускал из виду.

Паскуаль, повинуясь какому-то тайному приказанию, стал ухаживать за служанкой Даниеля — поступок мужественный, потому что мулатка была безобразна, как семь смертных грехов. Благодаря этому Паскуаль стал вхож в дом на улице Баб-Азун и проводил в кухне или на мавританском дворе то время, которое Жорж проводил в гостиной.

Можно было заметить, что с той минуты, как денщик стал шпионить за лейтенантом, карман у него был набит полнее карманов некоторых офицеров. Он ни в чем себе не отказывал, и пока Жорж Прадель обедал со своими товарищами в военном пансионе, Паскуаль отправлялся в ресторан. Иногда он приглашал и егеря Ракена, и оба угощались шампанским, которое в Алжире стоит дорого.

С наступлением ночи, когда Жорж с улицы Баб-Азун отправлялся домой, денщик шел в свою мансарду, но, вместо того чтобы лечь в постель, заменял свой мундир штатским платьем, исчезал и возвращался только утром. Его сношения с подозрительными субъектами сделались чаще прежнего. Еще чаще его встречали со старым жидом Исааком Вормсом, пользовавшимся доверием банкира Ришара Эллио в разных секретных делах, и отцом красивой жидовки Ревекки.

Как барон де Турнад писал Жоржу несколько дней назад, некоторые племена взбунтовались и окрестности Алжира, заполненные арабскими мародерами, к которым, как говорили, примкнули французские дезертиры и беглецы из исправительных рот, представляли серьезную опасность. Каждый день они грабили загородные дома, и хозяева в страхе бросали их.

Однако дилижанс продолжал ходить между Алжиром и Блида, сопровождаемый военным конвоем. Этот конвой иногда пропускал дилижанс вперед и подъезжал к нему только там, где была опасность засады. Со своей стороны арабы постоянно подстерегали удобный случай напасть на легкую добычу.

В кофейне « Аполлон» и везде в городе обсуждали страшную драму, разыгравшуюся у ворот Алжира. Дилижанс спускался с высот Улед-Манделя, идущих к Митидже. Запоздавший конвой все не появлялся, и не было даже ни малейшего намека на его приближение. У мародеров были развязаны руки. Они выскочили вдруг из-за кустов и скал и окружили дилижанс со свирепыми криками.

Дилижанс, курсировавший из Алжира в Блида, подобно тем, которые употреблялись во Франции до появления железных дорог, состоял из купе, внутренних мест и ротонды. Все места были заняты, и все путешественники были статские, за исключением военного вице-интенданта, который возвращался к месту своей службы после отлучки, длившейся несколько дней.

Арабы, среди которых в этот день не было дезертиров, отворили купе и ротонду. По счастливой случайности, эти негодяи не догадались отворить дверцу внутренних мест. Пока они связывали и грабили несчастных, которых вытащили из ротонды и купе, путешественники, занимавшие внутренние места — их было шесть, не считая грудного ребенка, — затаились и мысленно молили Господа о спасении.

Каждую секунду пассажиры ожидали, что роковая дверца отворится. Волнение сильнее страха смерти овладело матерью, прижимавшей к груди спящего младенца. Малейший крик этого слабого существа, услышанный арабами, мог подвергнуть опасности жизнь шести человек. Эгоистический, свирепый инстинкт самосохранения внушил пятерым путешественникам низкое и жестокое намерение. Посоветовавшись шепотом, они решили, что младенец, улыбавшийся во сне, не должен проснуться и что удар ножом должен обеспечить безопасность всех.

Слезами и тихими мольбами бедная мать смогла вымолить жизнь ребенку на то время, пока он будет спать. Нож оставался занесенным над ним. При малейшем движении безжалостная рука должна была принести его в жертву. Небо не допустило этого чудовищного поступка. Уже кто-то из разбойников тащил к ближним скалам пленников. Другие продолжали выгружать из дилижанса багаж. Вдруг облако пыли и ружейные выстрелы возвестили о прибытии конвоя. Грабители обратились в бегство, бросив пленных, и унесли только добычу, которую успели захватить. Дилижанс оказался свободен, словно по волшебству, и бедная мать, вне себя от радости, уже не боялась разбудить дитя, судорожно сжимая его в своих объятиях. Эта история объясняет и оправдывает ужас, царивший в окрестностях Алжира.

Вернемся к нашему рассказу. Ришар Эллио не отказался от своих видов на госпожу Метцер, только неожиданное сопротивление молодой женщины воле мужа принудило банкира изменить свои планы. Но у него теперь появилась союзница, имя которой может возбудить удивление у наших читателей. Это была не кто иная, как прекрасная жидовка. Невозможно описать ту ненависть, которую она испытывала к Леониде. Читатели, вероятно, помнят гнев Ревекки и ее угрозы Жоржу Праделю и неизвестной женщине, которая отняла его у нее.