Ксавье Монтепен - Чревовещатель

Паскуаль и Ракен внешне покорились своей участи и казались послушнее ягнят. По прибытии их посадили в военную тюрьму. Барон де Турнад, ехавший рядом с Жоржем Праделем, тактично не заговаривал с ним о госпоже Метцер. Жорж вернулся домой, разбитый усталостью, и заснул тяжелым сном. На рассвете его разбудил вестовой. Полковник немедленно вызывал к себе Жоржа Праделя. Лейтенант, очень встревоженный, наскоро оделся и отправился к своему начальнику.

Накануне того дня, когда Даниель Метцер должен был везти жену в Буджарек, Жорж, после разговора с Леонидой, письменно попросил у полковника недельный отпуск, а на другой день, обезумев от любви и беспокойства, уехал до получения ответа. Это было серьезным нарушением дисциплины, и совершивший этот проступок подлежал военному суду. Жорж был офицером образцовым, его любили начальники, и полковник не хотел портить будущность молодого человека. Он сурово принял лейтенанта, но мало-помалу смягчился, прочел молодому человеку родительское наставление и посадил на две недели под арест.

– Видите, — сказал он, — я поступаю с вами так снисходительно, что совесть старого военного упрекает меня. Я очень хорошо понимаю, что за этим кроется какая-нибудь история, в которой замешана женщина, но подумайте, что последствия нового проступка будут непоправимы. Дайте мне честное слово, как человек и солдат, во время ареста не выходить из дома ни днем ни ночью ни под каким предлогом.

– Господин полковник, даю вам честное слово.

– Хорошо. Ваш арест начнется сегодня же. Распорядитесь, чтобы обед приносили вам на дом. Денщик остается при вас.

– Господин полковник, у меня нет больше денщика. Он оказался одним из негодяев, которые вчера попали в руки егерей барона де Турнада, когда вместе с арабскими мародерами напали на дилижанс из Блида.

– Надо провести расследование. Я пришлю вам другого солдата на замену.

– Господин полковник, можно ли мне принимать моих товарищей?

– Нет, напротив, это вам официально запрещено. Часовому будет приказано никого не пропускать. Ступайте, лейтенант, и помните, что вы дали слово.

Жорж поклонился и ушел, сильно обеспокоенный. Он хорошо понимал, что отделался очень дешево, тем не менее на две нескончаемые недели он был разлучен с Леонидой. Написать он не мог, потому что некому было поручить отнести письмо и доставить ответ. Что подумает госпожа Метцер о его отсутствии и молчании? Офицер не мог изменить положение дел. Оставалось покориться и ждать.

Вечером четырнадцатого дня полковник прислал сказать лейтенанту, что на другой день, ровно в девять часов, он будет освобожден. Жорж, не спуская глаз с часов, ждал первого удара из девяти. Тогда, освободившись от данного слова, он побежал на улицу Баб-Азун. Он решил смело позвонить у двери. Если мулатка, вернувшаяся в Алжир, отворит ему, он без труда привлечет ее на свою сторону. Если, напротив, он очутится лицом к лицу с Даниелем Метцером — ну так будь что будет! Или Леонида все еще в одиночестве и примет его…

На углу одной из улиц он чуть не наткнулся на человека, которого считал удавленным, — Ришара Эллио. Синеватые и фиолетовые полосы все еще виднелись у него на шее. Миллионер узнал офицера, отскочил в сторону, побледнел от гнева и страха, ссутулился, точно ожидая нападения, и удалился самым быстрым шагом. «Этот человек жив и здоров! — подумал лейтенант. — Конечно, он все рассказал, и Даниель Метцер знает об исчезновении своей жены. Он, конечно, мучает ее! Но я свободен! Я здесь, и низкий негодяй будет дрожать передо мной!»

Вскоре он пришел на улицу Баб-Азун. Но разочарование, ожидавшее его, было ужасно. На двери виднелась бумага, прибитая четырьмя гвоздями, а на ней слова: «Дом, меблированный по-европейски, сдается внаймы, обратиться к караульщику». Жорж в первую минуту не поверил своим глазам, потом позвонил в колокольчик.

На громкий трезвон прибежал старик с гнусной физиономией. Это был жид Исаак Вормс, который свел мужа Леониды с Ришаром Эллио.

– Это вы караульщик? — спросил Жорж.

– Да, господин Прадель, — ответил жид. — Мне поручено смотреть за цветами во дворе, за мебелью и показывать дом тем, кто намерен его нанять. Угодно вам посмотреть комнаты, господин Прадель?

Лейтенант продолжал запальчиво:

– Итак, Даниель Метцер уехал?

– Уехал, господин Прадель. С неделю тому назад.

– И увез жену?

– Разумеется!

– Куда он поехал?

– Господин Метцер мне этого не сказал, и, разумеется, я не шпионил за ним. Я честный человек!

Жорж вложил монету в сто су в руку жида:

– Ответьте на мой вопрос. Господин Метцер вернулся в Буджарек?

– Нет. Я знаю, что он уехал на пароходе и что пароход этот отправился во Францию. Больше я ничего не знаю. Но одна особа, возможно, скажет вам больше. Это служанка Долорес. Господин Метцер за два часа до отъезда прогнал бедную девушку.

– Где найти Долорес?

– Точно не помню, но, может быть, вторая монета в сто су освежит мне память.

Жорж снова вынул деньги, и жид дал ему адрес жалкой лачуги, где приютилась мулатка. Лейтенант побежал туда, надеясь, что Леонида отдала своей служанке письмо к нему. Нет, Леонида не оставила ничего. Мулатка была рада рассказать ему все, что знала, но, к несчастью, сведения, которые она могла сообщить, были незначительны.

Жорж узнал, однако, что Ришар Эллио по милости доктора из Блида был на ногах уже через три дня после своего приключения и что Даниель Метцер после краткого разговора с банкиром сильно разгневался. Как только они оба вернулись в Алжир, а вернулись они вместе, Даниель очень удивился, найдя жену дома, и устроил ей страшную сцену. Леонида сидела взаперти, даже была лишена услуг Долорес и вышла из своей комнаты, или, лучше сказать, из тюрьмы, где рыдала день и ночь, только для того, чтобы отправиться на пароход, который шел в Марсель. Служанка хотела взглянуть в последний раз на свою милую несчастную госпожу и проститься с ней. Она спряталась возле дома и не могла сдержать слез, когда увидела, что госпожа Метцер побледнела и похудела так, что ее почти нельзя было узнать. Жорж щедро отблагодарил добрую девушку, а потом с разбитым сердцем вернулся домой. Его глубокое уныние длилось несколько месяцев.

Вернемся пока к Паскуалю и Ракену. Военные власти закончили следствие по делу двух негодяев — делу, впрочем, очень простому, потому что они были взяты на месте преступления. Паскуаля и Ракена судил военный суд, в котором участвовал и Жорж Прадель. Денщик выдумывал самую неправдоподобную ложь и упорствовал в ней с самой циничной самоуверенностью. Ракен же призывал Бога в свидетели своей невиновности. Он плакал, ломая руки и пытаясь растрогать судей.