Эжен Шаветт - Сбежавший нотариус

«Пройдоха под замком», — подумал нотариус.

Когда он явился к комиссару, тот предъявил ему украденную накануне бумагу. «Узнаете ли вы свою подпись?» — спросил он. «Нет, сударь». — «Как? Эта подпись не ваша?» — «Нет», — заявил нотариус убежденно. Потом, взяв на столе комиссара бумагу и перо, он расписался.

«Вот моя рука, — сказал он, — и вы найдете сотни таких подписей на актах в моей конторе». Действительно, настоящая подпись совершенно не походила на ту, что стояла на предъявленной ему бумаге.

«Однако вы заявляли, что у вас похищен бланк с вашей подписью», — возразил комиссар. «Да, но мое заявление не относится к этому листу, на котором стоит не моя подпись». — «В таком случае это подлог?» — «Да, сударь, подлог», — подтвердил Реноден.

Комиссар сделал строгое лицо, покачал головой и произнес: «Подлог, значит. Дело нашего арестанта усложняется». — «А, вы задержали человека, совершившего этот подлог?» — спросил нотариус с самым невинным видом.

«Да, вчера. Меня вызвал господин Ригу, чтобы арестовать господина, явившегося к нему продавать ценные бумаги на предъявителя. Этот господин с такой уверенностью утверждал, что получил это полномочие от вас, что я даже колебался выдавать приказ о его аресте. Я решил прежде повидаться с вами».

По мере того как комиссар говорил, Реноден обнаруживал признаки живейшего удивления. «Вы говорите о господине Бержероне?» — наконец, вскрикнул он. «Да. Так вы его знаете?» — «Разумеется. Он из финансового ведомства».

Довольный тем, что дело разъяснилось, комиссар продолжал: «Так все заявленное им, что он опекун, что бумаги, которые хотел продать, собственность его дочери, — все это правда?» — «Чистая правда». — «Тогда дело теряет свою важность», — заметил комиссар. «Гм! Вы так полагаете? — сказал Реноден. — А как же подлог?»

У комиссара был миролюбивый характер. Он заговорил голосом, взывающим к милосердию: «Подлог? Но уверены ли вы в этом?» — «Уж не намерен ли он отпустить негодяя?» — подумал Реноден, начиная раздражаться, а вслух сказал довольно сухо: «Я повторяю, господин комиссар, что на представленном мне документе стоит фальшивая подпись. Бержерон, слышавший от меня об украденном бланке, воспользовался этим… Эта подпись фальшивая, и я требую со всей строгостью наказать виновного».

Комиссар вновь попытался склонить нотариуса к снисхождению. «Подумайте о семье несчастного, о потерянном положении, о скандале, об осуждении, которое ему грозит». — «Нельзя питать жалость к преступнику». — «Вы очень немилосердны к своему другу!» — жалобным тоном проговорил комиссар, не зная, чем еще растрогать Ренодена.

Тот решил немного уступить. «Он — мой друг! Сомневаюсь!» — сказал нотариус со вздохом, как бы устав бороться. Комиссар заметил это. «Попробуйте! Выслушайте его! — продолжал он уговаривать. — Никто не хочет смерти грешника, и вы также, я думаю! Может быть, выслушав его, вы возьмете назад свое обвинение в подлоге».

Нотариус покачал головой, но в его сопротивлении не было прежней энергии. Комиссар возобновил приступ. «Повидайтесь с ним, — настаивал он. — Вместо того чтобы отправить его в префектуру, я задержал его здесь. Хотите, я велю привести его? Вы выслушаете его в соседней комнате, с глазу на глаз, без меня». — «Гм! Но к чему же это приведет?» — заметил Реноден, смягчаясь. «К тому, может быть, что вы возьмете назад обвинение в подлоге».

Тогда Реноден устало заявил: «Хорошо, пусть будет по-вашему!»

Десять минут спустя полицейские впустили в кабинет Бержерона, а сами остались ждать за дверью. Негодяй хотел взять дерзостью. «Хорошую шутку я сыграл с вами, любезный нотариус!» — воскликнул он с улыбкой. «Шутку, за которую вы поплатитесь двадцатью годами галер», — сухо ответил Реноден. Бержерон расхохотался.

«Двадцать лет галер! — повторил он с насмешкой. — В каком своде законов вы нашли такое? Я отец, пожелавший немного воспользоваться состоянием своей дочери, опекуном которой я являюсь. Закон не считает подобный поступок воровством. Тут, правда, есть ваша подпись, которая мне весьма пригодилась. Но я скажу, будто мы договорились, что я был уполномочен вами». — «А! Вот как вы хотите оправдать совершенный вами подлог?» — заметил Реноден холодно. «Подлог? Какой подлог?» — «Вы подделали мою подпись на этой бумаге для того, чтобы обокрасть свою дочь».

Бержерон перестал смеяться. «Подделал вашу подпись! — вскрикнул он сдавленным голосом. — Но подпись ваша! Вы писали это при мне… и при вашем клерке, который может это засвидетельствовать!» — «О, не стоит рассчитывать на моего клерка — у бедного малого памяти нет ни на грош». — «Но вы сами, разве вы отказываетесь от подписи?» — спросил Бержерон, задрожав от предчувствия серьезной опасности.

Реноден наклонился к его уху и прошептал: «Да, между нами, поскольку нас никто не может слышать, я сознаюсь, что подписывал я… Но так как я знал, что вы за птица, то я написал это почерком, который не имеет ничего общего с моей подлинной подписью. Так что я прямо обвиняю вас в подлоге».

И Реноден в свою очередь спросил: «Ну что, хорошую шутку я с вами сыграл?»

Нет, эта шутка была не по вкусу Бержерону, и теперь он уже не считал нотариуса простаком, которого легко провести.

«Но это же подлая западня!» — «Западня? Вы так думаете? — с иронией спросил Реноден, потом, после некоторой паузы, прибавил: — Впрочем, возможно. Вы знаток по этой части».

Эта фраза насторожила мошенника. На что намекал нотариус?

«Да, это западня, которую заранее подготовили», — настаивал пройдоха. «Только такие и удаются, вы ведь сами знаете», — ответил Реноден.

Последняя фраза била не в бровь, а в глаз. В ней скрывался намек на какую-то старую проделку, но Бержерон не мог вспомнить ни одной, от которой пострадал бы Реноден и за которую он хотел бы отомстить.

«Вы на меня сердиты?» — совершенно искренне спросил нотариуса Бержерон. «За что мне на вас сердиться?» — «В таком случае зачем вы расставили мне западню, в которую я попал? Ведь вы не отрицаете, что устроили мне ловушку?» — «Нет, не отрицаю». — «Зачем, спрашиваю я вас?»

Реноден улыбнулся и беззастенчиво заявил: «Я хотел провести эксперимент, хотел посмотреть, попадаются ли в западни сами любители ставить другим ловушки. Теперь я знаю, что нет такого хитреца, который не дал бы промах. А что, если нам немного порассуждать?» — «Хорошо», — согласился Бержерон. «Предположим, что вам нужно наличными искупить двадцать лет галер. Сколько бы вы дали за каждый год?»

При этих словах Бержерон вспомнил о желании нотариуса достать деньги, чтобы расплатиться за контору. «Пять тысяч франков в год», — ответил он. «Только и всего? Щедрым вас не назовешь! Подумайте, вас послали бы в Кайенну, не так ли? Сначала морское путешествие, которое может закончиться кораблекрушением. Ведь каждый месяц случается множество крушений парусных кораблей и пароходов. До ста восьмидесяти! Но, положим, вы доедете благополучно. Впереди вас ждут всевозможные эпидемии, которые уносят тысячи жизней. А дурная пища, а утомление, а грубое обращение — я уж и не говорю об этом. И все это ожидает вас там».