Артур Дойль - Морской договор

Фельпс поднял крышку, громко вскрикнул и устремил неподвижный взор в одну точку. Лицо его стало бледнее блюда, на которое он смотрел. По средине блюда, наискось, лежал сверток голубовато-серой бумаги. Фельпс схватил его, прочел, пожирая глазами, и, как бешеный, пустился скакать по комнате, прижимая бумагу к груди и взвизгивая от восторга. Потом он бросился в кресло в полном изнеможении, так что нам пришлось дать ему водки, чтобы предотвратить обморок.

— Ну, ну, — успокоительно сказал Холмс, поглаживая его по плечу. — Нехорошо было с моей стороны так поразить вас, но Ватсон вам скажет, что я люблю драматические положения.

Фельпс схватил его руку и поцеловал.

— Да благословит вас Бог! — вскрикнул он. — Вы спасли мою честь.

— Ну, знаете, ведь и моя была задета, — возразил Холмс. — Уверяю вас, что мне так же невыносимо было бы не добиться успеха в деле, как вам не исполнить данного вам поручения!

Фельпс запрятал драгоценный документ в самый глубокий карман сюртука.

— У меня не хватает духа прервать ваш завтрак, а между тем я умираю от нетерпения узнать, где и как вы достали договор.

Шерлок Холмс проглотил чашку кофе и занялся яичницей с ветчиной. Потом он встал, зажег трубку и уселся в свое кресло.

— Расскажу вам, что я сделал сначала и что случилось потом, — сказал он, — Расставшись с вами на станции, я сделал восхитительную прогулку по очаровательной местности Сёррея и дошел до хорошенькой деревушки Райплей, где напился чаю в гостинице, наполнил свою фляжку и запасся сандвичами. Я остался там до вечера, а потом отправился в Уокинг и как раз после заката солнца очутился ка большой дороге у Брайэрбрэ. Я подождал, пока на дороге не стало народу — да, кажется, и вообще эта дорога не очень многолюдна — и перелез через забор в парк.

— Но ведь, наверно, калитка была отперта? — заметил Фельпс.

— Да, но у меня особые вкусы в подобных случаях. Я выбрал место, где стоят три сосны, и под их защитой перелез через забор так, что никто не мог увидеть меня. Перебравшись на другую сторону, я пополз от куста к кусту — доказательством чего может служить плачевное состояние моих брюк, пока не дополз до группы рододендронов как раз против окна вашей спальни; тут я присел на корточки и стал ждать. Шторы в вашей комнате не были опущены, и я мог видеть мисс Гаррисон, сидевшую у стола за чтением. Было четверть одиннадцатого, когда она захлопнула книгу, закрыла ставни и вышла из комнаты. Я слышал, как она затворила дверь и повернула ключ в замке.

— Ключ? — спросил Фельпс.

— Да, я просил мисс Гаррисон запереть дверь снаружи и взять с собой ключ, когда она пойдет спать. Она строго выполнила все мои указания, и без ее участия договор не лежал бы у вас в кармане. Итак, она ушла, огни в доме потухли, а я продолжал сидеть, скорчившись, под рододендронами.

Ночь была чудная, но ждать было очень скучно. Правда, в этом ожидании было своего рода возбуждение, напоминавшее то, которое охватывает охотника, когда он лежит у ручья, подстерегая крупную дичь. Однако время тянулось очень медленно почти также медленно, как в ту ночь, когда мы с вами, Ватсон, сидели в ночной тьме, ища разрешения тайны «пестрой ленты». Церковные часы в Уокинге отбивали каждую четверть, а мне, по временам, казалось, что они совсем остановились. Наконец, около двух часов ночи, я услышал тихий звук открываемого засова и скрип ключа. Мгновение спустя, отворилась боковая дверь, и при свете луны я увидел м-ра Джозефа Гаррисона, выходящого из дома.

— Джозефа! — вскрикнул Фельпс.

— Он был без шляпы, но на плече у него был накинут черный плащ, которым он мог мгновенно закрыть себе лицо, в случае нужды. Он крался в тени вдоль стены. Дойдя до окна вашей комнаты, он всунул длинный нож в щель между рамами и отодвинул задвижку. Открыв окно и просунув нож между ставнями, он отпер и их. Из моей засады я отлично видел внутренность комнаты и каждое движение м-ра Гаррисона. Он зажег две свечи на камине и потом приподнял угол ковра у двери. Он наклонился и вынул кусок из паркета; такие куски обыкновенно оставляются для того, чтоб можно было добраться до соединения газовых труб. Эта доска, конечно, прикрывала то место, откуда идет газовая труба, снабжающая газом кухню, находящуюся внизу. Из потайного местечка он вынул вот этот сверток бумаг, задвинул доску, прикрыл ее ковром, затушил свечи и попал прямо в мои объятия, так как я поджидал его за окном. Ну, мистер Джозеф оказался опаснее, чем я думал. Он бросился на меня с ножом, и мне пришлось два раза повалить его на земле, причем он порезал мне руку, прежде чем я справился с ним. Страшно было выражение единственного глаза, которым он мог видеть по окончании борьбы, но он выслушал мои доводы и отдал бумаги. Получив их, я отпустил его, а сегодня утром телеграфировал Форбсу все подробности. Если ему удастся поймать пташку, тем лучше! Но если, как я сильно подозреваю, он найдет гнездышко опустевшим, тем лучше для правительства. Мне кажется, что как лорду Хольдхёрсту, так и м-ру Перси Фельпсу было бы приятно, если бы это дело не дошло до суда.

— Боже мой! — с трудом проговорил наш клиент. — Неужели вы хотите сказать, что в продолжение этих долгих мучительных десяти недель украденные бумаги были в той же комнате, где я?

— Да.

— Джозеф! Джозеф, негодяй и вор!

— Гм! Боюсь, что Джозеф гораздо хуже и опаснее, чем можно было бы судить по его внешнему виду. Из того, что я слышал от него сегодня утром, я вывел заключение, что он много потерял на бирже и готов на все на свете, чтобы поправить свое состояние. Так как он страшный эгоист, то и не задумался пожертвовать счастьем своей сестры и вашей репутацией, когда ему представился удобный случай поправить свои дела.

Перси Фельпс откинулся на спинку стула.

— У меня кружится голова, — сказал он. — Ваши слова ошеломили меня.

— Главное затруднение в вашем деле было изобилие данных, — начал Холмс своим наставительным тоном. — Все существенное скрывалось массой ненужных мелочей. Из всех представленных нам фактов нужно было выбрать только те, которые казались наиболее важными, и затем подобрать их по порядку так, чтобы восстановить, действительно, замечательную цель событий. Я стал подозревать Джозефа на основании того факта, что вы собирались ехать с ним домой вечером, и потому было естественно, чтобы он заехал за вами в министерство, хорошо известное ему. Когда я узнал, что кто-то пытался пробраться в спальню, в которой, кроме Джозефа, никто не мог скрыть ничего, я вспомнил, что вы рассказывали нам, как вы приехали с доктором и вытеснили Джозефа из спальни, и мои подозрения перешли в уверенность; тем более, что покушение было произведено в первую же ночь, когда не было сиделки, и ясно указывало на то, что человеку, пытавшемуся пробраться в спальню, были хорошо известны все домашние привычки.