А. Шантарский - Не проси

«Эх, папа, папа, что ты наделал? — думал Василий спустя два месяца, лежа на диване в своей комнате. — Никакие несметные богатства тебя мне не заменят».

Все это время он вел замкнутый образ жизни. Заброшенное акционерное общество обанкротилось и развалилось еще тогда, когда он женился. Новых источников заработка он не искал, пользуясь средствами Татьяны, которая, как ни странно, управляющим назначила Колесникова Виктора Тимофеевича. Для Василия оставалось секретом, как тот сумел подступиться к совсем недавно ненавидевшей его девушке. Но, вероятно, склонные к подлости люди всегда находят общий язык.

От безделья мужа оторвала Татьяна, неожиданно появившаяся в его спальне. Он посмотрел на нее даже с некоторым удивлением, до этого она сама к нему не заходила.

— Что надо? — грубовато спросил он.

— Проведать зашла. А что, нельзя? Муж как-никак.

— Надо же, какой стала заботливой, — откликнулся муж с иронией.

— Достаточно уже, наверное, слезы лить, мертвые не воскреснут. — Девушка присела на край дивана. — Я тоже всех близких потеряла.

Василий лежал в одних спортивных брюках, майки на нем не было, и девушка с удовольствием изучала взглядом его торс.

— Мне кажется, что и при их жизни у тебя близких не было, — съязвил он. — Для тебя люди — мусор, и никого, кроме себя, не замечаешь.

В его тоне звучала нескрываемая злость, но Самойлова не обиделась.

— Да ладно тебе, скоро получу наследство — и весь мир ляжет у наших ног.

Она положила пухлую руку ему на грудь.

— Убери.

И он наградил ее таким взглядом, что та испуганно отдернула руку.

— Мы все-таки муж и жена, — предприняла она еще одну попытку найти общий язык.

Василий был до того строен и красив, что не мог не привлекать к себе внимания.

— Фиктивные, — напомнил он. — Забыла про уговор с отцом?

Намек сработал, и Самойлова вспыхнула.

— Что ты из себя представляешь? Голь перекатная! Иждивенец! — сорвался голос Татьяны на крик. Но крик только развеселил Василия.

— У меня жена богатая наследница, — засмеялся он ей прямо в лицо.

— Да я тебя, я тебя… — Она вскочила и сжала кулаки, намереваясь ударить. Но, ловко увернувшись, он спрыгнул на ковер.

— Еще раз сунешься — получишь, — подзадорил он ее.

— Сгною, сволочь! Завтра же подам на развод, и катись ты ко всем…

— Стоп, — перебил ее Василий, обнажив белоснежные, ровные зубы в улыбке, что еще сильнее раздражало Самойлову. — Сам разберусь, куда мне идти.

Взбешенная, с раскрасневшимся лицом и с выпяченной мясистой нижней губой, супруга готова была разорвать мужа на куски. Но была слишком большая разница в физической силе, и это заставило ее взвыть от бешенства. Она смахнула с тумбочки настольную лампу, которая упала, но не разбилась. Тогда Татьяна принялась топтать ее ногами.

— Смотри, не лопни от злости, — насмехался муж.

Он впервые осознанно и откровенно издевался над женой, вымещая на ней все свои несчастья. И чем яростнее бушевала Самойлова, тем спокойнее становилось у него на душе.

О материальном положении Груздев не задумывался. «Лучше жить нищим, — думал он, — чем с такой отвратительной, мерзкой тварью». Он считал, что в каждом человеке есть свои достоинства и недостатки, только у каждого в разных пропорциях.

Татьяна же для него была настоящим отстойником пороков. Ничего положительного при всем желании и старании он в ней не находил. Она вызывала у него только чувство отвращения. Даже ненавистью ее удостоить он не мог, испытывал презрение и брезгливость.

Супруга стихла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Чтоб сегодня же ноги твоей в моем доме не было! — потребовала она.

— Как прикажете, госпожа, — выдерживал он манеру общения, но она более не взрывалась.

К вечеру Груздев собрал свои немудреные пожитки, которые уместились в одном чемодане, и покинул ненавистный особняк. На следующий день по обоюдному желанию и согласию они подали заявление на развод, но по закону еще две недели вынуждены были оставаться мужем и женой. Правда, жили теперь, к взаимному удовлетворению, отдельно. Василий переехал в квартиру отца…

Два дня буйствовала Самойлова. Экономка и охрана особняка боялись показываться хозяйке на глаза. Но на третий день заперлась в своей спальне, на телефонные звонки не реагировала и никого не принимала.

— Татьяна Станиславовна, — постучала ей в дверь экономка, но ответа не последовало. Она перевела дух и позвала снова: — Татьяна Станиславовна, к вам посетитель.

— Посылай всех к черту от моего имени! — раздался за дверью раздраженный голос.

Колесников отодвинул экономку в сторону и сказал:

— Мне необходимо переговорить по делам фирмы.

Тишина воцарилась надолго, видно, в комнате Самойлова обдумывала, как поступить. Наконец щелкнула задвижка и дверь приоткрылась.

— Заходи. — Виктора Тимофеевича она посчитала единственным человеком, с которым можно сварить кашу. Взбудораженная, с взлохмаченной прической, в коротком стеганом халате, хозяйка бесцеремонно завалилась на кровать, обнажив полные ляжки. — Слушаю.

Колесникову ничего не оставалось, как расположиться в кресле и держать отчет.

Татьяна не вникала в суть, а изучала его внешность.

«А он ничего, — копошилось в ее сознании. — Видный мужик, невзирая на то, что годится в отцы. А что, если затащить его в постель?»

Эта мысль, вероятно, пришла ей в голову из-за желания отомстить мачехе. Даже после ее смерти она продолжала ее ненавидеть, представляя реакцию Елены Ивановны, если бы та застала падчерицу с ее любовником в одной постели.

— Знаешь, почему я пригласила тебя на должность управляющего? — оборвала она гостя.

Тот замолчал и пожал плечами.

— Потому что ты мне нравился еще с тех пор, как начал встречаться с мачехой.

Такой неожиданный поворот дела застал посетителя врасплох. Однако будучи неглупым человеком и не имея в арсенале высоких моральных устоев, он понимал прямую выгоду от любовной связи с хозяйкой и наследницей умопомрачительного состояния. Внешность Самойловой его совсем не привлекала, что вполне естественно, но и брезгливостью Колесников почти не страдал. Ко всему прочему, при удачном раскладе, она могла заменить ему Елену Ивановну, а значит, надежда достичь высокого социального положения в обществе сохранялась.

Опытный бабник как бы невзначай скользнул восхищенным взглядом по ногам Татьяны.

— Люблю пухленьких женщин, — сделал он первый сдержанный комплимент.

Татьяне Станиславовне лесть понравилась, и она кокетливо улыбнулась.

— Я ужасно одинокий человек. Мы подали с мужем на развод, и он ушел от меня, — пожаловалась она. — Некому приласкать, пожалеть беззащитную женщину.