Сергей Саканский - Маньяк-мертвец

На обложке: памятник Шерлоку Холмсу в Лондоне работы Джона Даблдея. Жанровая картинка: ангел на кладбище.

Оказавшись в желтом, уже достаточно задымленном пространстве пивного зала, Жаров бросил на деревянный стол пачку газет, быстро прошел к прилавку и напузырил себе кружку «Оболони». Первую он выпил залпом, прямо здесь, со второй вернулся к столу, стукнул ею об стол и огляделся по сторонам.

Конец рабочего дня, народ постепенно концентрируется. Уже нельзя позволить себе роскошь отдельного столика и напротив Жарова сидит какой-то человек, более того, он уже нацелился бровью на пачку «Крымского криминального курьера» и готов вступить в разговор.

День у Жарова был тяжелый, как всегда во вторник, перед выходом в продажу очередного номера. По вторникам Жаров с утра до вечера крутился за рулем, поэтому и кружки пива позволить себе не мог. Он забирал из типографии тираж и закидывал его трем крупным дилерам, развозил по пяти магазинам, а завтра с утра ему предстояло объехать еще несколько точек. Эту пачку (представительская часть тиража) он отнесет сегодня в редакцию, где и заночует, так что кружку-другую пива на сон грядущий выпить сейчас можно, тем более что машину он уже поставил на стоянку, а до редакции отсюда пешком пять минут.

– Курьером трудишься? – кивнул его сосед на пачку прессы.

– Угу, – ответил Жаров сквозь очередной глоток.

Это лицо показалось ему знакомым, но он никак не мог вспомнить, где уже видел его раньше.

– Дрянь эту криминальную возишь, – зловеще продолжал навязчивый собеседник.

Жаров молчал.

– И что за ерунду они пишут… – добавил сосед.

Жаров молчал, потому что был не только курьером этой газеты. Он был ее главным редактором, владельцем и учредителем, плюс к тому – автором той самой передовицы, в которую ткнул своим рыбным пальцем угрюмый нетрезвый сосед.

Статью он написал на той неделе, и она ему пока еще нравилась. Некая вольная фантазия о снах и сновидениях, о пророческих кошмарах, которые мучили знаменитых преступников накануне смертной казни. Одна загадочная история действительно имела место, Жаров вычерпал ее в интернете, остальные он выдумал сам – кто их знает, знаменитых преступников, что им там снилось перед вступлением на эшафот?

– А я почитал, пока ты за пивом ходил. На самом деле, не так все это и глупо. Кое-что такое все же есть… Знаешь, кто я?

Он потянулся к Жарову через стол, обдав его запахом вяленого леща. Жаров подумал, что сейчас он признается в зловещем убийстве, которое совершил в школьные годы, чему уже давно истек срок давности, а значит, и похвастаться можно. Но реальность приготовила ему гораздо более причудливый изгиб.

– Месяц назад, – глухим голосом сказал сосед, – мою жену распорол маньяк. И до сих пор его не поймали, так-то.

Жаров наконец, узнал его. Да ведь это же Куравлев! Тот самый Куравлев, муж молодой женщины, зверски убитой маньяком-карателем на Рабочей улице. Подозрение, естественно, поначалу пало на мужа, его допрашивали, Жаров тогда заходил в управление, навестить своего друга, следователя Пилипенко, а тот был как раз занят с этим Куравлевым. Помнится, у него оказалось какое-то железное алиби, да и обстоятельства убийства снимали с него подозрения. По всем признакам было ясно, что в городе появился маньяк. Он мог нанести свой следующий удар через неделю, через две или более. Пилипенко, который вел это дело, был уже месяц как на взводе, но маньяк, затаившись где-то, не торопился продолжить свое представление…

Жаров глубоко вздохнул, Куравлев истолковал этот вздох по-своему.

– Тяжело, конечно. По вечерам особенно. Входишь в комнату, а там – цветы… Оттого и пью.

Он приподнял свою кружку и с грустью осмотрел ее.

На самом деле, Жарову стало стыдно: эмоция, притаившаяся за его вздохом, была совершенно другой – с отвращением к себе он подумал, что этого человека послал ему удачный случай, и теперь нельзя его упустить. Ведь перед ним сидел великолепный материал для газеты, и ему приходится быть немного мерзавцем, скрывая свою радость по поводу грядущей работы…

– Сочувствую, брат, – сказал Жаров. – Может, тебе помочь чем-то? Ты только скажи…

Жаров знал такие ситуации. Как ни цинично это звучит, но пьет-то он оттого, что природный пьяница, и подсознательно использует повод, как бы трагичен и тяжел он ни был. Жаров был готов сделать что-то для этого несчастного – дать ему денег, что ли? Но денег Куравлев не просил. Ему был нужен слушатель. В следующие полчаса Жаров узнал такое, отчего человек, сидевший напротив, заинтересовал его по полной программе…

Евгений Куравлев был инженером на конфетной фабрике, его жена Нина временно не работала. Как-то раз, вернувшись домой после, откровенно говоря, хорошей пьянки, он обнаружил свою жену мертвой. Преступник убил ее ударом ножа в сердце, усадил на супружескую кровать, а в ладонь вставил скрученную в трубку брошюру. Это была маленькая карманная книжка «Сердце грешницы». Другая рука жертвы сжимала рукоятку столового ножа, который оставался в теле. Это положение также (как было доказано следствием) придал телу убийца. Похоже, он хотел создать показную, карикатурную иллюзию, будто бы женщина, прочитав разоблачительную брошюру, не вынесла позора грешницы и тут же покончила с собой.

Эту часть истории Жаров знал от следователя Пилипенки, который, к тому же, был самым плодовитым внештатником «Курьера» и, кроме того, пытался взять на себя роль цензора. В частности, Жарову пришлось поклясться, что все газетные материалы, касающиеся незакрытого дела маньяка-карателя, будут проходить через него.

Ситуация с маньяком была отвратительной еще и потому, что сейчас был самый разгар весны, все вокруг цвело и распускалось, а это значило, что скоро откроется сезон. Непойманный до начала сезона маньяк стал бы катастрофой для города. Вот почему газетные сообщения на эту тему должны быть особенно корректны.

Дальнейший рассказ Куравлева был смутен, странен и не входил в его официальные показания. Оказывается, утром того дня, когда произошло убийство, Нина рассказала ему сон. Накануне в их почтовый ящик как раз бросили эту брошюру, «Сердце грешницы». Какая-то американская религиозная организация наводнила этими книжицами всю Ялту, ее адепты ходили по Набережной ряжеными и пропагандировали супружескую верность, моногамию и, вообще, жизнь без греха.

Нина Куравлева видела сон, будто бы к ним в дом ворвался маньяк. Он был членом этой секты, сам был ряженым и пришел казнить ее. Будто она должна исполнить казнь собственноручно, пронзив свое сердце кинжалом, сердце грешницы. И вот, вернувшись домой тем вечером, Куравлев застал именно такую картину…