Эллери Куин - Последний удар

— Не открывай! — сердито рявкнул Джон. — Не желаю я этого видеть!

— Джон.

Расти быстро подошла к нему. Она усадила его в кресло и погладила по голове как ребенка.

— Машинка та же, — сказал Эллери. Затем пожал плечами и сорвал с пакета обертку.

На белой карточке, лежавшей в коробке, было напечатано:

Джон сполз на самый кончик кресла и сидел в оцепенении.

Эллери снял красную обертку с предмета, находящегося в коробке. Это была голова тряпичной куклы, явно откромсанная ножницами. Лицо куклы было замазано белилами, а поверх них были черным нарисованы две черточки: сверху и слева — единственный закрытый глаз, а по центру и ниже — короткая горизонтальная линия, должная, очевидно, изображать закрытый рот.

Эллери перевел взгляд с кукольной головы на обратную сторону карточки, но там было пусто.

Потом Джон произнес:

— «Знак, что быть тебе убитым», — и вскочил с кресла. Расти прикрыла рот пальцами.

— Вот что! — сказал Джон. — Я больше не могу считать это идиотской шуткой, или выходками безумца, пли чем-то там еще, черт возьми! Я не могу больше вместе с вами притворяться, что это у нас праздничный сбор близких людей, выполнять светский ритуал, есть, болтать, играть в карты, слушать радио, спать… будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Хватит. Я сыт по горло. Кто меня преследует? Чего вам надо? В чем я провинился?

И это вплотную приблизило Эллери к той глухой стене, которая изначально преграждала ему путь. Хоть он теперь и знал о Джоне то, что знал, было все же совершенно невероятно, чтобы это был спектакль, игра на публику. Джон действительно боялся. Он почти обезумел от страха. Он не мог сам себе подбрасывать подарки. Он о них ничего не знал.

Джон выбежал. Они услышали стук его ботинок на лестнице, слышали, как он распахнул дверь, захлопнул ее… запер.

Все поодиночке встали с кресел, пробурчали или пролепетали что-то и потащились наверх, искать безопасности в собственных спальнях. Ключи, поворачивающиеся в замках, звучали зловещим грохотом мушкетов.

Когда Эллери закончил писать в дневнике, он посмотрел на часы и увидел, что было лишь немногим более половины одиннадцатого. В доме было тихо, словно в четыре утра.

Отчасти вопреки природе, несмотря на «новогоднюю» голову, ему совсем не хотелось спать. Он принялся расхаживать по комнате.

Никогда в жизни ему так не хотелось решить задачу. Это не имело никакой связи с убийством. Маленький старик на ковре в библиотеке казался далеким-далеким. В любом случае это было отклонение в сторону объяснимого. Рано или поздно загадочная жертва будет опознана. И рано или поздно его опознание даст ответ на вопрос, кто воткнул этрусский клинок ему в спину.

Но эти коробки с их невероятным содержимым! Это была загадка для дураков… или безумцев… или таких, как он, рожденных с глистом любопытства, заставляющим постоянно жаждать разгадок. Именно эта жажда и привела его к оркестровой яме Римского театра в запутанном деле Монте Филда. Или же то была счастливая случайность… «Римская» свеча, — подумал он с иронией, — на мгновение рассыпавшаяся яркими огнями и угасшая навсегда?»

Он отказывался в это верить.

«Здесь есть ответ, — подумал он, — что-то объединяет эти предметы. И несомненно, что-то совсем простое. Остается только что-то найти».

Он сел и обхватил голову руками.

Пока что восемь коробочек за восемь вечеров. Остается, стало быть, четыре, если в этом вообще есть какая-то логика. Восемь коробочек, содержащих тринадцать предметов. Четырнадцать, если считать ладонь, на которой «место отмечено крестом» — ладонь отдельно от руки, частью которой она в действительности является. Но тот, кто писал на машинке, выделил слово «ладонь», напечатав его вразрядку… Тогда, допустим, четырнадцать. Восемь — четырнадцать. Есть ли тут математическая связь? Если и есть, то она непонятнее египетских иероглифов до того, как Шампольон расшифровал их. Иероглифы!

Эллери встрепенулся. Но затем снова откинулся и закрыл глаза.

Предположим, что число — 14… Вол. Дом. Верблюд. Дверь. Окно. Гвоздь. Рука. Ладонь. Вода. Рыба. Глаз — закрытый глаз. Рот — закрытый рот. «Ничего не вижу, ничего не скажу»? Тогда не хватает уха. Или ухо еще будет?

Три — это животные, если рыбу считать вместе с волом и верблюдом. Пять имеют отношение к дому. Четыре — это части тела, конкретнее человеческого тела. Остаются хлыст и вода, которые ни с чем не сочетаются. Животные, дом, части тела, вода и хлыст.

Он пробовал различные сочетания. Вол и хлыст соотносятся друг с другом. Но что дальше? Ничего. Верблюд… «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Это может относиться к Джону, который скоро будет достаточно богат. Предупреждение? «Пойди, продай имение твое и раздай нищим…» Тогда почему бы так прямо и не сказать? Дом, окно? «Те, кто живет в домах из стекла…» Это было интересно, тут открывались кое-какие возможности. Тайна в прошлом Джона? «Не тронь меня — не трону тебя»?.. Гвоздь? «Потому что в кузнице не было гвоздя…»

Через некоторое время Эллери сдался. Это была задачка для Эйнштейна — Альберта или Иззи — оба имели дело с опасным материалом.

Он посмотрел на кровать — она его не манила.

«Почитаю немного, — подумал он, — возьму в библиотеке книжечку и почитаю вместо снотворного».

Он так и не раздевался, поэтому сразу поднялся, вышел в темный коридор и потихоньку спустился вниз. В гостиной было темно, только в камине тлели угольки. Он включил фонарик — и тут нее выключил. В библиотеке горел свет. Фелтон забыл выключить? Или?..

Эллери напрягся всей кожей. Он неслышно пересек гостиную.

В библиотеке кто-то был: неподвижная фигура в кожаном кресле. Из-под халата высовывались обмякшие ноги, а пугающе вялая рука свисала с ручки кресла.

Эллери пригляделся.

Это был Джон.

Джон сидел под торшером, как если бы… «Знак, что быть тебе убитым».

Эллери одним прыжком влетел в библиотеку и замер. От облегчения он чуть не вскрикнул. На коленях у Джона лежала книга; он дышал медленно и ровно. Вероятнее всего, не находя покоя, он решил испробовать то же средство, что и Эллери. Спустился взять что-нибудь почитать, да так и заснул за книгой.

Желая растрясти Джона, Эллери наклонился. Затем, удерживаемый какой-то робостью, которой он даже не пытался найти объяснение, Эллери выпрямился, не дотронувшись до спящего, и на цыпочках пошел к ближайшей полке. На ней было несколько новых, недавно вышедших книг; одна из них называлась «О, как богоподобен», автором ее был некий Рекс Стаут, и вышла она в издательстве «Авангард». Это был первый роман этого автора, и Эллери вспомнил, что в рецензии в «Нью-Йорк геральд трибюн» говорилось нечто вроде того, что книга «прокладывает прямые и глубокие борозды в том черноземе, где застолбили свои участки Габриеле Д’Аннуцио и Д. Г. Лоуренс». Эллери решил запяться этой новейшей звездой литературного небосклона. Он снял книгу Стаута с полки и тихо вышел.