Эллери Куин - Последний удар

Отсюда отчаяние молодого мистера Куина. В отчаянии его посетило множество глупейших мыслей, о которых двадцать пять лет спустя ему суждено было вспоминать с краской стыда.

В полдень он выкарабкался из постели, горестно мечтая о том, чтобы ничего не знать о преступлении, Джоне Себастиане и, если уж на то пошло, Рождестве.

Спустившись, он застал лейтенанта Луриа на шканцах, подавляющего мятеж на корабле. Мистер Пейн, адвокат, с волнением в медоточивом голосе говорил, что уже второе января, а у него много важных неотложных дел, и он желал бы как можно скорее вернуться в город. Луриа отвечал, что, к его величайшему сожалению, это невозможно. Доктор Дарк с жаром доказывал, что он должен немедленно вернуться к своей врачебной практике, что он обещал отпустить заменяющих его коллег и что лейтенант Луриа должен внять голосу рассудка. Лейтенант Луриа сказал, что выполняет свою работу так, как считает нужным, и что не следует усложнять все дело — ни для него, ни для самих себя. Мистер Фримен, книгоиздатель, Мариус Карло, беглец из оркестра профессора Дамроша, мисс Валентина Уоррен из театра, мисс Эллен Крейг из Уэлсли — все выдвигали свои аргументы с разной степенью взволнованности и эмоциональности; и все получали жесткий отказ от лейтенанта Луриа. Он заявил, что труп еще не опознан, и что теперь зона поиска расширена до пределов всех континентальных Соединенных Штатов, и что ему очень не хотелось бы оформлять общий ордер на задержание их всех в качестве первостепенных свидетелей убийства, но что он вынужден будет поступить именно так, леди и джентльмены, если его к этому принудят. В ответ на это из уст мистера Пейна высыпалась целая тирада юридических терминов, которые изрядно подействовали лейтенанту на нервы. И все совещание развалилось на обрывки возбужденных разговоров, и, наконец, когда осел весь мусор, оказалось, что лейтенант Луриа ушел, а все прочие участники так и остались, где были.

Обед прошел в обстановке всеобщей окаменелости. Были начисто отброшены все претензии на светскость. Расти и Джон опять, по всей видимости, были в размолвке, и из тех неприязненных взглядов, которые Расти бросала на Валентину, из ярости, пылавшей во взоре Джона, направленном на Мариуса, Эллери заключил, что деликатные проблемы «четырехугольника» еще весьма далеки от разрешения. После обеда Дэн З. Фримен удалился в уголок, как белка с орехом, и откровенно погрузился в чтение рукописи, присланной ему из города с нарочным. Оливетт Браун, бормоча что-то как ведьма, склонилась над астрологической картой. Роланд Пейн, подобно тигру в клетке, расхаживал взад-вперед. Доктор Дарк и Артур Крейг, усевшиеся за безик на две руки, остервенело шлепали картами. Достопочтенный мистер Гардинер, обойдя весь этаж с безутешным видом, промямлил что-то о головной боли и малодушно ретировался в свою комнату. Эллен предложила Эллери прогуляться с ней под дождем, получила в ответ бессмысленный взгляд и удалилась, обиженная до глубины души.

Под конец Эллери последовал примеру священнослужителя, отправился наверх, запер дверь и погрузился в глубокое кресло. Но не затем, чтобы подремать. Вместо этого он обхватил виски и думал, думал, думал.

Эллери вздрогнул и очнулся. В комнате был полумрак. Он чувствовал себя замерзшим, все члены его онемели. Он додумался до того, что впал в нечто вроде комы. Ему показалось, что он должен быть благодарен голосам… Голосам! Он резко встряхнулся. Именно голоса вернули его в ужасный мир действительности. Они явно исходили из соседней комнаты.

«В том-то и беда этих старых домов, — подумал Эллери, — у них стены временем подточены. Стоит только чихнуть — или что похуже — и во всем доме об этом уже известно».

Мужские голоса. У кого соседняя спальня?

У Пейна.

Пейн!

Эллери вскочил на ноги, дотянулся до стула, бесшумно поставил его рядом с дверью, соединяющей обе комнаты, встал на стул, помолился про себя, чтобы петли не скрипели, и быстрыми пальцами опустил фрамугу. Скрип был душераздирающий. Но говорящие явно его не слышали, так как были слишком поглощены беседой.

Голос Пейна.

И Джона Себастиана.

Эллери подслушивал без зазрения совести.

— Ты, мерзкий щенок! — говорил Роланд Пейн. — Совести у тебя не больше, чем у прихлебателя партийного босса. Пытаться меня шантажировать!

— Как вы меня ни обзывайте, Пейн, ничего вам это не даст, — произнес голос Джона. — Суть в том, что я, извините за выражение, поймал вас со спущенными штанами. Адрес мне известен, имя малышки — тоже. Она ведь всего-навсего проститутка, а вы — один из любимых ее клиентов.

— Докажи, — кратко ответил Пейн.

— Вот это мне нравится. Юридический ум. Сразу улавливаете суть вопроса. Желаете доказательств? Пожалуйста.

— Что это? — Адвокат задыхался от волнения.

— Фотокопии из маленькой красной книжечки. Доллин «календарь высшего света», сливки ее клиентуры. Даты, имена, гонорары за сеанс. И даже занятные комментарии. Вот, вроде такого: «Этот Ролли Пейн — вот уж атлет. Уж не считает ли он, что я ему гарем в одном лице?»

— Хватит, — хрипло произнес голос Пейна. — Где ты это взял?

— У Долли, — ответил голос Джона. — Я купил. Оригинал то есть. Не беспокойтесь, «Ролли», он заперт у меня в надежном месте. Я не хочу, чтобы фотографии этого дневничка заблистали во всех нью-йоркских газетах. Представляете, что бы с этим сделал «Грэфик»? Возможно, там состряпали бы один из своих знаменитых коллажей — вы с Долли в пикантный момент. Боюсь, что это навсегда распугало бы вашу респектабельную клиентуру.

Пейн молчал. Потом его голос ответил:

— Ладно. Сколько?

— Денег? Ни цента.

— Не понимаю?

Джон рассмеялся.

— Не хлебом единым жив человек. У меня и так целая пекарня. — Он резко сменил тон. — У вас есть сын, Пейн. Его зовут Уэнделл Пейн, он — краса и гордость английского отделения в Принстоне и считается восходящей звездой в области поэтической критики. Одно слово молодого профессора Пейна…

— Ты, — с удивлением произнес Роланд Пейн, — просто маньяк, и я в этом убежден абсолютно. Ты всерьез предлагаешь мне повлиять на сына, чтобы он написал положительную рецензию на твою пачкотню?

— Не просто положительную, мистер Пейн. Восторженную.

— Очевидно, копаясь в моей частной жизни, ты упустил из виду характер моего сына. Для Уэнделла так же невозможно написать нечестный отзыв, как взломать сейф принстонского казначея. Он просто не станет этого делать.

— Даже ради того, чтобы спасти отца от позора? Знаете, мистер Пейн, если эту маленькую красную книжечку опубликовать, вас могут исключить из корпорации.

— Об этом не может быть и речи! Я не могу его просить!

— Это ваша проблема, не так ли? — Эллери услышал скрип дверной ручки. — Подумайте, еще есть время. По моему предложению Дэн Фримен пошлет экземпляр моей книги вашему сыну на рецензию с запиской от себя. Я даю вам время до выхода в свет следующего номера «Сатердей ревью», посвященного поэзии. Я буду ждать его с нетерпением. Договорились, мистер Пейн? Вы что-то хотели сказать?